* * *
– Га-алюш, ты будешь пить чай?
– Не-ет, я не хочу.
– Не хочет – не надо.
– Да перестань, Симона. Все нормально. Га-аль! Приходи попозже!
– Ла-адно!
– Как твоя рукопись?
– Плохо. Тяжело идет. Не могу сосредоточиться. А мне уже скоро сдавать.
– Сколько там страниц?
– Триста с хвостиком.
– А сколько уже готово?
– Тридцать.
– Ну все-таки… Десятая часть. Я могу помочь?
– Нет, не можешь. Там такой текст дурацкий. Я сама.
– Ну смотри. Если что…
– Я успею. Должна успеть.
– Успеешь, конечно. Не нервничай ты из-за этого.
Они помолчали.
– Так где же вы были все-таки?
– Насколько мне известно, Галка была в кино… со своей компанией, – предупредила Симонин вопрос Грета. – А мы с Никитой посетили одну потрясающую выставку…
«Мы с Никитой» вновь резануло Симону, как будто гвоздь попал на старую царапину. Но она сказала:
– А мне показалось, что вы с Галей были где-то вместе.
– И почему бы мы должны были скрыть это от тебя?
– Вот я и удивилась, почему вы это скрываете.
– Сестрица, тебе психиатра вызвать?
– Спасибо, не надо. Представь, я целый день сижу над этой проклятой книгой, работа не идет. И тут вы приходите такие довольные, веселые и не хотите мне сказать, где вы были. – Симона уже сама поверила, что именно это ее обидело.
«Это ревность», – поняла Грета. – «Она ревнует Галку ко мне».
– Нет, Симона, ты не права, – спокойно сказала Грета. – Она действительно ходила в кино, и мы действительно встретились около дома.
– Ну, значит, я действительно старая дура.
– Симона, ты сгустила краски. Выбери что-то одно: «старая, но не дура» или «не старая, но дура».
Симона невольно рассмеялась.
– Да, ты умеешь успокоить!
Она отпила остывший чай. Взяла пару печений. Настроение у нее явно улучшилось, и она готова была поговорить о Никите.
– Ну, хорошо. Расскажи, где вы были-то.
– Ой, Симона! Мы были в таком потрясающем месте! Это маленький подвальчик, там один художник устроил показ своих картин. Выставка такая …практически неофициальная. Он снял этот подвал на какое-то время и развесил там свои работы за последние три года. Я тебе скажу… очень интересный художник. По крайней мере, я ничего подобного ни у кого не видела. А я все-таки неплохо знакома с этой сферой…
– А как ты на него вышла?
– Мне несколько человек о нем говорили. «Ты должна сходить на него».
– Как его фамилия?
– Потапов. Владимир Потапов.
– Мне это ни о чем не говорит.
– Ну конечно, не говорит – пока. Но поверь мне, со временем скажет. Очень даже. Он особенный. Его заметят обязательно – не здесь, так там, как это часто бывает.
– Может, тебе его взять под крыло?
– То есть? Ты что имеешь в виду? Под какое крыло?
– Ну, начни его рекламировать, поддерживать, продвигать. Создай ему имя.
Грета почувствовала подтекст, но, секунду поразмыслив, решила сделать вид, что не заметила этого.
– Я бы с удовольствием. Но к сожалению, у меня нет таких возможностей, чтобы помочь раскрутить кого-то.
– Ну почему же нет? Ты могла бы везде с ним появляться, приглашать его с собой на разные мероприятия, где ты сама бываешь. Знакомить его с теми, с кем ты сама знакома. Это тоже немало.
Грета ощутила, что в ней начинает закипать раздражение, «все-таки с моей сестрой никогда нельзя расслабляться. От нее всегда надо ждать пакости», но все же сумела не проявить этого, хотя внутренне уже приготовилась давать отпор..
– Симона! Я прекрасно понимаю, на что ты намекаешь, – холодновато-спокойно произнесла Грета. – ты намекаешь, что я могу вместо Никиты заняться этим Володей Потаповым. Ты ведь это хотела сказать?
Симона усмехнулась и не ответила.
– Я только не понимаю, Симона, что ты имеешь против Никиты?
– Я против Никиты ничего не имею. Просто мне не очень нравится, что ты тратишь на него кучу времени, полностью занята его проблемами и пытаешься их решить, хотя он в этом, может быть, не нуждается.
– Симона, я трачу на него свое время, понимаешь, свое, а не твое или еще чье-то. Нуждается он в чем-то или нет – не тебе судить. И мне совершенно все равно – нравится тебе то, что я делаю, или не нравится. Это тебя не должно касаться. Я же не говорю тебе, нравится мне, как ты живешь, или нет. И ты прекрати судить обо всем со своей колокольни. Она у тебя не настолько высока, чтобы ты могла видеть все и понимать правильно. Кстати, если тебе не нравится, что я провожу много времени с Никитой, зачем ты мне предлагаешь делать то же самое с Володей Потаповым?
– На Никиту ты тратишь время впустую. А этого Потапова ты могла бы раскручивать с пользой для него и для себя. И для общества, если он такой замечательный художник.
– Слушай, Симона, не надо изображать, что ты беспокоишься об обществе. Тебе просто почему-то не хочется, чтобы я общалась с Никитой.
– Да ради бога, общайся на здоровье. Делай, что хочешь.
– Симона, мне не требуется ни твое разрешение, ни запрет, ни одобрение. Я в любом случае буду делать то, что сама для себя сочту нужным. Если мне понадобится твой совет, я к тебе обращусь. Но и в этом случае я совсем не обязана буду ему следовать. Пожалуйста, постарайся это понять.
Грета перевела дыхание и продолжила:
– Так вот, что касается Никиты. Никиту я не раскручиваю. Я помогаю ему раскрыть самого себя. Когда я его узнала поближе, я увидела, что он способный мальчик, в частности – к живописи. Я чувствую в нем искру и раздуваю ее, как могу У него зоркий глаз, он вообще очень неглупый. Его родители им совершенно не занимаются. Он учится в институте, который его мало интересует. И если я ему не помогу сейчас, то его талант пропадет. Не реализуется. А так – он найдет себе хорошую работу. Потому что талантливых искусствоведов мало. Или он сможет стать экспертом, например. Тоже прекрасная профессия. И я тебе неоднократно все это уже говорила.
– Да, говорила. Но я тебе тоже много раз на это отвечала, что мне кажется, что он ходит с тобой на все эти выставки и вернисажи просто из вежливости. Я не спорю – возможно, ему это интересно, и он на самом деле проявляет способности в этой области. Но не исключено, что если б ты задумала приобщить его к чему-то другому, он с таким же интересом ходил бы на корт или в бассейн или на танцплощадку. И подавал бы надежды как спортсмен или танцор.
