– Нет, это два в двух. Шарль и Франсуа.
– И..?
– Один студент. Другой тоже, но подрабатывает в хардрок-кафе. Мне нравятся оба.
– Отлично! А как наш Степкин? Степашкин? Или как его?
– Фу, не напоминай мне о нем! Как я могла!
– А Никита?
– А что Никита? Никита есть Никита. Он меня не рассматривает как объект поклонения. По-моему, у него кто-то есть.
Сердце Греты сделало скачок и ударилось о грудную клетку.
– Да? И кто же?
– Не знаю. Он не рассказывает. Но видно по нему, что у него тайный роман.
– Ну, почему бы нет? Мне Симона на днях сообщила, что видела Никиту в компании молодых девиц.
– Ха-ха! Эти девицы знаешь, кто? Машка-кругляшка и Света Громова из нашей школы. Мне Никита рассказывал, что он их встретил. Тут ни тайного, ни явного. Слушай, Грета, а мне показалось или нет, что мама как-то неприязненно стала относиться к Никите? О чем бы мы ни говорили, у нее через каждое слово «Никита», и знаешь, так пренебрежительно и даже злобненько – «этот юнец», «Гретин питомец», «будущий гений от искусствоведения» и в таком духе. Я у нее спросила – мам, в чем дело? Ты почему Никиту разлюбила? А она говорит – «мне не с чего его разлюбливать. Я к нему отношусь объективно». Я подумала, что спрошу как-нибудь у тебя.
Грета не была уверена, стоит ли посвящать Галю в подробности. С другой стороны, Симону ведь не остановит Галино присутствие, если она вздумает снова… К тому же Галя единственный человек, с которым можно хоть как-то поговорить о Никите…
– Галюш, я не хотела с тобой это обсуждать, но она мне тут пару раз такие сцены устраивала из-за Никиты!
Галя подняла брови.
– То есть? Тебе? Сцены?
– Она считает, что я его совращаю. Представляешь?!
– Ты?! Каким образом?
– Не знаю. Таскаю его по выставкам, по музеям. Учу его всяким жизненным тонкостям. А тут я ему как-то руку перекисью обрабатывала – он с велосипеда свалился, прилично расшибся. Я ему говорю – потерпи, Никитушка, и стала дуть, чтоб не так больно было. Так Симона потом меня обвинила, что я ему руки целовала.
– Как в детстве – «давай поцелую, пройдет»?
– Вот-вот! «Где у нас бо-бо?»
– Да-а, матушка моя что-то совсем плохая на голову стала. Вроде как еще рановато…
– Это я на голову плохая стала. Часто так болит голова, что терпеть невозможно.
– Грета! А к врачу?
– Надо бы, конечно…
– И сейчас болит?
– Ты пришла – перестала.
– Слушай, Грета, а ведь оч-чень даже может быть, что Никитка и вправду запал на тебя.
– «Запал на меня»?!
– Да, мне давно уже показалось, что он к тебе испытывает нечто такое… особенное…
– Ты имеешь в виду духовную близость поколений?
– Исключительно духовную. Он всегда был склонен к духовной близости с женщинами постарше.
– Ты понимаешь разницу между «постарше» и «старше на тридцать лет»?
– Если есть духовная близость, это уже не имеет значения. Так что, похоже, ты и есть его тайный роман.
– Ну, мне-то об этом ничего не известно.
– Не знаю, не знаю… Совратила ребенка!
– Галка! Ты настоящая мамина дочь.
– Нет, я тетушкина племянница.
Они посмотрели друг на друга, прищурившись, и рассмеялись.
– Грет, а хочешь, я выведаю у Никиты…
– Не вздумай, Галка! Я серьезно прошу тебя этого не делать! Я не знаю, насколько он влюблен, но я не хочу, чтобы он меня возненавидел! Так что, пожалуйста…
– Ладно, не волнуйся. Но если что, ты мне скажи. Кстати, если Шарль и Франсуа приедут в Москву, то ты с ними познакомишься.
– А они собираются?
– Я их приглашала.
– Смотри, отобью у тебя юношей!
– Одного мне, одного тебе. Поровну!
– А Никиту куда?
– А Никиту бросишь.
Грета расхохоталась.
– Да-а, слышала бы тебя сейчас Симона!
– А что такого? Вполне домашнее воспитание.
– «Марья Гавриловна была воспитана на французских романах…»
– Это откуда?
– Есть такой великий писатель по фамилии Пушкин, по имени Александр Сергеевич…
– Так он же вроде великий поэт?
– Он и поэт великий, и писатель. Это из его повести «Метель».
– Да? Не помню. Надо перечитать.
– Вообще, Галка, такие вещи надо знать.
– Я же сказала: перечитаю! А насчет французских романов… Ах, Шарль! Ах, Франсуа! Как они мне нравятся оба!
25
Симона поставила сумку, повесила пальто на плечики, села на сундучок, служивший скамейкой, и стала стягивать сапоги, когда до нее донеслись знакомые голоса.
– Ну, все-таки, куда он мог деться? – спрашивал Галин голос.
– Ума не приложу, – отвечал голос Греты.
– Но ведь не мог он вот так взять и исчезнуть!
– Вообще не мог, но ведь исчез!
– Мы все осмотрели?
– По-моему, все!
– Давай еще поищем!
– Давай!
– Надо подумать, где он может быть? Теоретически.
– Теоретически – везде.
– А практически?
– И практически везде.
– Грета! Что делать?
– Может, в коридоре?
– Если только в прихожей.
– Ну пойдем еще раз посмотрим.
Грета и Галя вышли в коридор, где их с нескрываемым интересом дожидалась Симона.
– Что это вы так усердно ищете?
– Ну…одну вещь.
– И что за вещь?
– Так… ничего особенного…
– Большая?
– Н-не очень.
Они выглядели настолько смущенными, что Симона даже не рассердилась, что они скрывают от нее что-то. Забавно, что Грета была даже больше смущена, чем Галя.
– И все-таки?
– Ну, мам, ничего такого…
– Может быть, я могла бы поучаствовать в поисках? Это что-то важное?
– Н-нет. Ничего значительного.
Симона пожала плечами.
– Как знаете. Я хотела помочь.
– Спасибо, Симона, но понимаешь… – слабо попыталась спасти ситуацию Грета.
– Да нет, ради бога. Не хотите, как хотите, – Симона не стала слушать сестру и прошла в свою комнату.
