– Так, что еще?
– Да уже все, угомонись, стол шикарный, уже ставить некуда, – увещевали ее гости.
– Нет-нет, что-то еще было! Я себе потом не прощу! Ну, конечно! Рулетики!
– Все, садимся! Я больше не могу смотреть на эту роскошь! Я хочу ее нарушить!
– Да, да садимся!
– Симона, не забудь снять фартук!
– Ой, да, спасибо! Я, конечно, забыла бы!
* * *
Симона была в новом платье, которое накануне ей вручили Галя и Грета в качестве подарка и, преодолев ее отчаянное сопротивление, заставили примерить и убедиться, что оно ей идет. Темно-зеленое, с серебристым шелковым отливом, оно в точности соответствовало цвету ее глаз и сочеталось с темно-каштановыми волосами. До этого Галя также насильно отвела мать в салон, где ей сделали совершенно модную стрижку – ежик, почти под мальчика. «Что вы со мной сотворили!» – вскричала Симона, увидев себя в зеркале, после того как мастер разрешил ей надеть очки. – «Я же не призывник и не уголовник! Вы бы вообще наголо меня побрили!»
Она была страшно огорчена и удручена, настолько, что даже не могла возмущаться. Тем более, что сколько ни возмущайся – уже ничего не изменишь. Теперь нужно несколько месяцев ждать, пока они отрастут!
– Мама, ты напрасно расстраиваешься, – утешала ее Галя. – У тебя самая модная, крутая прическа. Она молодит тебя на двадцать лет! Правда, посмотри на себя в зеркало! Ты такая стильная!
Но Симона только вздыхала и безнадежно махала рукой. Ладно, придется пережить и этот удар судьбы. Обидно, что перед самым днем рожденья…
Каково же было ее изумление, когда на нее посыпались комплименты – «Симона Вольдемаровна! Вы такая интересная!», «Симона! Вы прекрасно выглядите!», «Ой, Симоночка Вольдемаровна, как вам хорошо с новой стрижкой!», «Симона, у кого ты стриглась? Там по записи?», И просто – «Ух ты!», «Класс!», «Потрясно!».
Рассудив, что совершенно разные люди не могут участвовать в сговоре, и значит, никто над ней не смеется, она почувствовала себя уверенней и перестала стыдиться своего нового имиджа. Неожиданно у нее началась хорошая полоса – дали премию, позвонила двоюродная сестра Эльза и сказала, что будет в Москве с дочерью на Симонин день рождения. Наконец, в метро какой-то мужчина задержался на ней взглядом. Симоне захотелось праздновать.
– Так, садимся! Садитесь, пожалуйста! Дорогие гости! Прошу к столу!
– Куда прикажете?
– Куда нравится. Места не расписаны. Кто где сядет.
– Я поближе к пирожкам!
– Не волнуйтесь, пирожков много!
– Симона, ты сама-то сядешь?
– Да-да, сажусь!
В это время раздался звонок в дверь.
– Симона! Звонят! Кто-то еще пришел!
– Да… Кто же? Это наверно, Марина. Пойду, открою.
– Не задерживайся, Симона!
– Нет, нет, вы начинайте, я сейчас.
Симона распахнула дверь и…потеряла дар речи. На пороге стоял Никита с огромным букетом роз.
– Никита?!
– Симона Вольдемаровна, это вам.
– Никита! Откуда ты…Ты помнил?
– Да. И я подумал…
– Никита, это так трогательно! Спасибо тебе! Прекрасный букет!
– Я рад…
– Проходи скорей, ты как раз вовремя. Мы только сели.
– Нет, что вы… Я просто хотел…
– Так, молодой человек, без разговоров! Пойдем!
* * *
– Друзья, смотрите, кого я вам привела!
– Никита! Привет, привет!
– Здравствуй, давненько не видели!
– Молодец, что пришел!
– Садись скорей, опоздальщик!
– Так, – распорядилась Симона, – Никита, пойди-ка, принеси себе стул – такой, допотопный, ты знаешь, какой и где.
Никита усмехнулся.
– Да, конечно, сейчас.
– Никитка, тащи стул и садись рядом со мной, я тебя целый век не видела, – требовательно заявила Галя.
* * *
От Симоны не укрылось, как блеснули Гретины глаза, когда она увидела Никиту. Неужели она позвала его на Симонин день рождения, разыграв «сюрприз»? Но он сказал, что сам вспомнил. И потом, зачем Грете сейчас Никита, когда у нее разгар романа с Борисом Груммом? Может, Никита захотел увидеть Грету? Но глупо встречаться вот так прилюдно, ведь он мог это сделать в любой день – позвонить, договориться и встретиться, если уж ему действительно хотелось. Значит, не очень-то… Галя? Нет, вряд ли. Он ей никогда не был нужен. А в конце концов, почему мне кажется невозможным, что он действительно пришел поздравить меня?
* * *
Грета торжествовала. Не то, чтобы она сильно скучала по Никите или страдала от того, что кончилось это наваждение. Хотя немного все-таки скучала. Но по-настоящему скучать должен был он. Ее задевало, что он так легко, без сопротивления, без попытки выяснить причины согласился с ее решением завершить их отношения. Это ведь было ее решение, она однажды сказала себе – все, надо с этим покончить, хватит смешить людей. А он покорно принял ее холодность и демонстративную отчужденность. И исчез с горизонта. И невозможно было наблюдать, как сильно он страдает, – а не страдать он не мог, ведь ему дала отставку женщина, которая ему безумно нравилась, а она, поиграв с ним, как кошка с мышкой, предпочла ему другого, маститого, состоявшегося мужчину.
И поэтому, увидев Никиту на дне рождения Симоны, Грета поняла, что он не выдержал, придумал повод… Грета нисколько не сомневалась, что Никита явился ради нее. Ну, не ради Симоны же, в самом деле! Он понятия не имел о ее дне рождения… А кстати, откуда он узнал? Может, Симона сама его пригласила? Нет, не похоже, она выглядела удивленной его приходом. Галка? Зачем он ей? Тоже не похоже. В общем, этот момент непонятен. Пришел, а она с Борисом…Ну что ж… Интересно, он еще явится? Или понял, что его карта бита?
* * *
Никита был доволен. Ему было все это время неприятно осознавать, что он выглядел как-то неблагодарно по отношению к людям, которые так тепло к нему отнеслись и впустили в свой дом и свою жизнь. Галин план позволил ему восстановить в некоторой степени – именно в той, которая была оптимальной, не больше – взаимоотношения с Симоной и Гретой. Он убедился, что у Греты есть поклонник, что там вроде бы все протекает достаточно активно, значит, Грета не будет отвлекаться на него, Никиту. Вот и хорошо. Выглядит она, конечно, шикарно. Что-то изменилось…Прическа, что ли, другая…
Никита сидел за столом почти напротив Греты и то и дело поглядывал на нее. Она этого не замечала, но несколько раз перехватила его взгляд, и ему показалось, что в глазах ее промелькнула улыбка. Вообще-то, Грета, конечно… очень притягательная…
Никита поймал себя на том, что первый раз думает о Грете только как о женщине, без каких бы то ни было примесей благодарности или благоговения. Но… лучше не надо…
