– Для себя одной не готовила бы.
– Ты даже для меня так не готовила.
– Галя! Во-первых, ты не права. К твоему приходу всегда был готов обед. Когда ты жила тут.
– Это не ты готовила, а Грета.
– Какая разница. Иногда я, иногда она. Кто был дома, тот и готовил. Но сейчас я никогда не знаю, когда ты явишься. Готовить на всякий случай я не могу. Если будешь сообщать заранее, я буду готовить к твоему приходу.
– А Никита всегда сообщает?
Симона внимательно посмотрела на дочь.
– Галя, в чем дело? Я что-то не пойму…
– Мам, это я не пойму. Никита, Никита. Дня не проходит без Никиты. С чего это ты его вдруг полюбила?
– Галя, не будь такой злой.
– Почему это я злая? Я просто спрашиваю. То ты его готова была вообще на порог не пускать, а теперь обеды ему готовишь.
– Никита повел себя как друг, когда мне было очень трудно. Я была совсем одна. Он мне помог. И я такие вещи ценю. И помню.
Симона помолчала. Голос ее приобрел холодноватый оттенок.
– Тебе не удастся испортить мне настроение. Но я прошу больше со мной в таком тоне не разговаривать.
40
«Может, губы накрасить?»
Симона стояла перед зеркалом.
«Нет, это слишком. Красиво, конечно, но это не я. Интересно, что он скажет».
Никита пришел с этюдником, сангиной и коробкой пастели. Он договорился с Симоной, что попробует нарисовать ее портрет. Не настоящий, конечно, но так, набросок. Если получится. Общение с Гретой не прошло бесследно. Никита захотел уметь рисовать. Он купил себе небольшой настольный мольберт, акварельные краски, уголь, сангину и набор пастели. Опыт с акварелью оказался неудачным – ему не хватало ни знаний, ни терпения, ни наития. С мелками было проще. У него уже было несколько зарисовок, которые нравились ему самому. Лучше всего получился портрет Греты, который он подарил ей на новый год. Однажды, глядя, как Симона, погруженная в очередную рукопись, вертит в руке карандаш, он подумал «хороший бы получился портрет».
– О чем ты сейчас подумал? – Симона как дремлющая кошка, зорко контролировала момент.
Никита не умел рисовать с натуры, и тем более, писать портреты.
«Ну, хочешь – давай попробуем», – предложила Симона.
* * *
Симона удобно устроилась на стуле и готова была позировать, не шевелясь, сколько потребуется. Никита уселся прямо перед ней и долго всматривался в ее лицо, стараясь сообразить, что именно нужно запомнить, чтобы поймать сходство. Конечно, глаза. Редкий цвет. Чистая темная зелень. Так. Овал лица. Может, слегка повернуть? Но не в профиль, а чуть сбоку. Хороший ракурс. Выигрышный. И я это умею.
Симона в это же самое время всматривалась в его лицо. Хорошие черты…нос, губы…Брови хорошие. Она наблюдала, как он раздумывает. Он умный. Он умеет думать. Когда он серьезный, то кажется взрослее. А когда улыбается – мальчишка. Она посмотрела на гладковыбритые щеки. Нет, он не мальчишка. Он мужчина.
Их глаза вдруг встретились, и оба вздрогнули от неожиданности.
– Симона Вольдемаровна, простите, я задумался. Я думал, что у вас очень интересное лицо и совершенно необычные глаза. Редко бывает такой зеленый цвет глаз. Вы очень красивая и нестандартная.
– Никита, я даже не знаю, как реагировать. Мне никогда такого не говорили.
– Но это правда. Чем больше я смотрю, тем больше… Я боюсь, что не смогу передать это в рисунке. Испорчу просто-напросто.
– Не бойся. Это же не жизнь сломать. Это всего лишь рисунок. Не получится – не страшно. Другой нарисуешь.
«Эх, представляю, какая она была в молодости…Черт подери! Что за семейка колдовская!» Никита усмехнулся своим мыслям.
Он встал, подошел к Симоне.
– Симона Вольдемаровна, можно вас попросить немного повернуться. Как будто вы не прямо на меня смотрите, а чуть сбоку. Нет, так много. Чуть-чуть.
Он взял ее за плечи и слегка развернул.
– Вот так. Ладно?
– Да. Хорошо.
В мозгу Симоны промелькнуло «Грета хотела поцеловать его руки». А сейчас эти же руки коснулись ее собственных плеч…
41
Галя подкараулила Никиту на улице, изобразив случайную встречу.
– Никитушка, друг мой! Ты ли это?
– Галушка, подруга моя, это ты ли? – Никита поцеловал ее в щеку.
– То ли я ли, то ли ты ли!
– То ли вы ли, то ли мы ли!
– Кто выл? Что мыл?
Оба рассмеялись.
– Ты куда?
– Так, по делам. А ты?
– Я была дома. А еще мне надо кое с кем встретиться, но у меня есть свободный час.
– Тогда пошли пить кофе. Я надеюсь, ты не перебьешь себе аппетит?
* * *
– Ну, как ты? Что у тебя?
– Да все вроде нормально. А у тебя?
– Так… всяко разно…
– Как твой парижанин?
– Мы контачим. Но это все не то. У меня есть кое-кто. Но тоже не совсем то. А у тебя?
Никита всыпал в чашку пакетик сахара, размешал, сделал глоток.
– Есть.
– Я так и думала!
Никита развел руками.
– Неужели?
– Да! И что-то мне подсказывает, что я ее знаю.
– Все может быть. Мир тесен.
– Даже слишком. Скажи, она старше тебя?
– А зачем тебе это?
– Ты можешь ответить? Или это секрет?
– Галь, что-то ты не в ту степь…
– Скажи!
– Хорошо. Да, старше.
– Понятно.
– Что тебе понятно?
– Что она тебя старше.
– И что такого? Тебя-то это как касается?
– А разве меня это не касается?
– Никаким боком.
– Да? И кто она?
– В каком смысле?
– Ну, хотя бы, чем занимается?
– Дизайном.
– Дизайном?! Надо же! А как ее зовут?
– Какая тебе разница? Ира.
– Ира? Правда?
– Правда.
– Странно… И какая она? Блондинка? Брюнетка?
– Симпатичная. Шатенка.
– И насколько она старше?
– На три года.
– У вас бурный роман?
– Самый разгар.
Галя замолчала и несколько минут внимательно разглядывала Никиту.
