К ним спустилась леди Денвилл. Пожелав всем доброго утра, графиня в свойственной ей медово-жалостливой манере выразила надежду, что ее невестке хорошо спалось. Затем, садясь за стол, она обратилась к мисс Стейвли:
– Дорогая Кресси! Сегодня нам надо уединиться и поболтать кое о чем.
Поскольку эти слова сопровождались лукавым и выразительным блеском глаз, Кит решил за благо вмешаться, спросив на правах хозяина, заботящегося о досуге гостей, чем же они намерены заниматься утром.
Как и ожидалось, все внимание перешло от леди Денвилл к нему. Полученные ответы, впрочем, должны были разочаровать заботливого хозяина, роль которого он на время взял на себя. К счастью, единственным желанием Кита было расстроить намечающийся между матушкой и Кресси тет-а-тет. В этом отношении план его чудесно удался… Кузен Фенкота уныло сказал, что не знает. Козмо, которого вполне устраивала размеренная жизнь за городом, заявил: пока не привезут почту, он что-нибудь почитает либо примется писать письма. Кресси, с большим трудом сдерживая рвущийся из груди смех, сидела с опущенными глазами и помалкивала. Миссис Клифф, с нешуточной тревогой наблюдавшая за своим сыном, не ответила на вопрос Кита, однако, внезапно встрепенувшись, заявила: Эмброуз может говорить все, что ему заблагорассудится, но она уверена – у сына на шее вскоре выскочит фурункул. Глаза всех собравшихся невольно обратились в сторону молодого человека. Эмброуз, покраснев до корней волос, бросил пылающий яростью взгляд на мать и гневно сказал: «Ничего подобного!» А затем сообщил, что у него болит голова.
– Бедный мальчик, – промолвила леди Денвилл, сочувственно улыбаясь племяннику. – Я полагаю, если ты немного погуляешь, то боль пройдет быстрее.
– Амабель, прошу вас! Не надо советовать Эмброузу выходить из дома, – сказала миссис Клифф. – На дворе поднялся сильный ветер. Я уверена, он дует с востока. Для здоровья Эмброуза смертельно опасно покидать стены дома, поскольку он уже и так заболел. С его слабым организмом, вы же знаете, любое недомогание может уложить беднягу в постель на две недели.
– Да неужели? – удивилась леди Денвилл, взирая на своего племянника с выражением человека, лицезрящего редкую диковинку. – Бедненький… Как ужасно, должно быть, сидеть дома, когда дует восточный ветер, ибо ветер этот – частый гость в наших краях.
– Ладно… ладно… Не стоит делать из мухи слона, – раздраженно заявил Козмо. – Я не отрицаю, что здоровье у него слабое, однако…
– Ерунда, Козмо! Как ты можешь так говорить? – воскликнула его сестра. – Я уверена, он не болен, даже если у мальчика немного болит голова.
Графиня одобряюще улыбнулась Эмброузу, совершенно не отдавая себе отчета, что умудрилась обидеть всех троих Клиффов. Эмброуз хоть и смутился, когда матушка упомянула о фурункуле, в то же время испытывал гордость по поводу своих частых головных болей, ибо они привлекали к нему всеобщее внимание. Козмо, который долгие годы находился под влиянием жены, усматривал в болезненности сына оправдание того, что Эмброуз не проявлял никакого интереса к мужественным видам спорта. Что же до Эммы, то она любое предположение о том, что ее единственный ребенок не находится в крайне плачевном состоянии, рассматривала почти как оскорбление.
– Боюсь, – обронил Козмо, – Эмброуз не может похвастаться таким крепким здоровьем, как его кузены.
– Твоя сестра, дорогой, не понимает, что значит слабый организм, – сказала Эмма. – Уверена, ее сыновья никогда в жизни не болели.
– Пожалуй, так и есть, – с оттенком гордости в голосе согласилась леди Денвилл. – У них весьма крепкое здоровье. Конечно, они переболели корью и коклюшем, но я не могу припомнить, чтобы сыновья болели еще. Когда у них был коклюш, один из них… это был ты, кажется… полез в каминную трубу за гнездом скворца.
– Нет, то был Кит, – сказал мистер Фенкот.
– Ага… понятно, – подмигивая ему, заметила графиня.
– Как ужасно! – воскликнула Эмма.
– Почему? Вниз он спустился похожий на мавра. Он принес в комнату столько сажи, что, кажется, она покрыла там все. По-моему, я никогда в жизни так заразительно не смеялась.
– Смеялись? – от изумления у Эммы перехватило дух. – Как можно было смеяться, когда один из ваших сыновей находился в смертельной опасности? Он мог упасть и сломать себе шею.
– Ну, не думаю, хотя переломать себе ноги либо застрять в трубе – вполне может быть. Помню, мы еще пребывали в растерянности, как его оттуда вытаскивать, если мальчик все же застрянет. Однако беспокойство за сыновей заняло бы у меня уйму времени. Они, помнится, то и дело падали с деревьев, либо в озеро, либо со своих пони, и ничего страшного с ними так и не происходило, – невозмутимо сообщила леди Денвилл.
Миссис Клифф непроизвольно вздрагивала при виде столь вопиющего бессердечия. В это время Эмброуз, следя за матерью, ошибочно принял ее реакцию на свой счет, ибо он никогда не отличался особой мужественностью и тягой к приключениям и поэтому окончательно пал духом.
Леди Денвилл, разделавшись со своим чаем и бутербродом с маслом, что и составляло завтрак графини, извинившись, встала из-за стола.
– А теперь мне придется покинуть вас, потому что кормилица Пиннер чувствует себя неважно. С моей стороны было бы весьма невежливо не навестить ее. Надо будет отнести старушке что-нибудь вкусненькое, чтобы усилить ее аппетит.
– Лучше фруктов! – торопливо бросил Кит.
Графиня хихикнула и сказала, не удержавшись от толики ехидства в голосе:
– Да, дорогой! Никаких перепелок.
– Как так перепелок? – воскликнул безмерно шокированный Козмо. – Амабель! Ты собиралась приказать приготовить перепелок для старой кормилицы?
– Нет, Эвелин считает, что фрукты гораздо лучше.
– Полагаю, было бы лучше угостить ее аррорутом
[53] либо наваристым бульоном, – сказала Эмма.
Глаза ее неисправимой золовки шаловливо поблескивали.
– Нет. Уверена, такое угощение ей не понравится. Особенно аррорут. Она его терпеть не может. Дорогая Эмма, конечно, невежливо с моей стороны внезапно покидать вас, однако меня призывает насущная необходимость. Впрочем, уверена, вы меня прекрасно понимаете. – Графиня, с прелестной улыбкой взглянув на своего не находящего себе места младшего сына, добавила: – Дорогой! Я оставляю наших гостей на твое попечение. Ой! Полагаю, бутылка портвейна – то, что надо! Это намного питательнее бараньего бульона. Так что, ежели ты…
– Маменька, не беспокойтесь! – оборвал ее излияния Кит, приоткрыв дверь, ведущую из столовой. – Я обо всем позабочусь.
– Безусловно… Я уверена, ты устроишь все наилучшим образом, – промолвила графиня, не обращая ни малейшего внимания на его убийственный взгляд. – Ты сам знаешь, что будет полезнее.
– Иногда мне начинает казаться, – недовольно произнес Козмо, когда Кит прикрыл дверь за ее светлостью, – что ваша мать утрачивает связь с реальностью, граф.
