Макс взял её на руки, положил на диван… и всё случившееся произошло для Лены впервые.
В Клуб она больше не ходила, Макса не видела, и он не искал встреч с ней.
Вскоре Лена поняла, что у неё будет ребёнок, и это привело её в ужас.
Как сказать Максу, как он отнесётся к такому известию? А дедушка?
Она похудела, ходила только на работу, с работы, по выходным сидела дома, что-то читала, делала, а в голове билась одна мысль: «Я должна сказать дедушке и Максу».
В субботу Лена сварила щи, пожарила картошку, подала на стол солёные грибы. Матвей Степанович после обеда уходил на работу.
Они сидели за столом, ели, Лена молча и неохотно, а Матвей Степанович с аппетитом, и всё нахваливая:
– Хороши щи, внучка, и чесночку не пожалела, молодец.
И она сказала.
Матвей Степанович отодвинул тарелку, положил ложку на стол, побледнел:
– Кто отец?
– Максим Веселов, – еле слышно произнесла Лена.
И вдруг, как выстрел в сердце, прозвучало это короткое и звонкое ругательство, которым обзывают продажных женщин, и его произнёс её родной дедушка. И снова произнёс.
Лена выбежала из-за стола и закрылась в ванной, слёзы водопадом хлынули по лицу, закружилась голова, подкатила страшная тошнота. Она села на край ванны, руками держась за раковину, её вырвало, снова вырвало, снова, и стало чуть полегче.
Она слышала, как хлопнула входная дверь, посидела ещё немного и вышла.
На полу валялась разбитая тарелка, из которой ел Матвей Степанович, тут же растеклись щи.
Лена, взяв тряпку и ведро, макала, ставшую сразу скользкой и жирной тряпку в лужу щей, выжимала, снова макала, подбирая капусту и морковку, её снова затошнило, снова вырвало на пол… вытирала с пола рвоту и щи, рвоту и щи, и слёзы, слёзы… Ей казалось, это не кончится никогда.
Кое-как она справилась, умылась, переоделась и вышла на улицу.
В последние дни похолодало, выпал первый, запоздавший в этом году, снег, и вокруг стало светлее.
Во дворе малыши собирали снег лопатками и строили что-то, соседская собака бегала и лаяла, останавливаясь, чтобы полизать снег.
Здание Клуба, украшенное пёстрой рекламой, зовущей на дискотеки, было ярко освещено.
Около бара Лена увидела знакомых ребят из своей школы, все они были основательно пьяны, кто-то, узнав её, крикнул:
– Иди к нам!
В её голове стучало то страшное, позорное и короткое слово, обращённое к ней.
Дверь в кабинет Макса была приоткрыта, оттуда доносилась негромкая музыка и женский смех.
Лена резко распахнула дверь.
На диване сидел Макс и обнимал прижавшуюся к нему и смеющуюся Таню, да, это была Таня, и на ней был тот красный топик, который она не так давно показывала Лене.
Рядом, на столике стояла бутылка вина, два бокала и коробка конфет.
Увидев Лену, Таня замолчала, медленно, демонстративно медленно, встала и, не глядя на подругу, не проронив ни слова, вышла.
Лена подошла к Максиму:
– Мне надо сказать тебе кое-что важное.
– Уж не то ли, что… а-ха-ха-ха… что у нас будет ребёнок? – он снова засмеялся.
– Да, у меня будет твой ребёнок.
Лицо Максима исказила страшная гримаса, он подошёл, взял Лену за плечи и встряхнул так, что она чуть не упала.
– Ни-за-что, – по слогам произнёс Максим, – ни-за-что, ты поняла, дура глупая? Избавляйся! – и громко повторил. – Избавляйся!
Вытолкнув её в коридор, он хлопнул дверью.
Она не помнила, как пришла домой, как разделась и легла на кровать, над которой благородный рыцарь на ковре спешил на помощь.
В коробке было много разных лекарств, выписанных Матвею Степановичу, она встала и выпила их целую горсть.
Лену хоронили как невесту, во всём белом, белым покрывалом падал на её лицо снег.
Матвей Степанович пережил внучку, свою лесную фиалку, свой аленький цветочек, на месяц.
Максим Веселов открыл новые Клубы, создав большую сеть, похожую на паутину.
Обертон
Лина Николаевна, преподаватель музыкального училища, заканчивала урок.
Её ученики, четырнадцатилетние юноши и девушки, уже собирались домой – кто-то поглядывал на часы, кто-то закрывал тетради и учебники и складывал их в портфель, а Костя Виноградов, держа в руках небольшое зеркало, смотрел и смотрел в него, не отрываясь.
Лина Николаевна знала, что Костя навёл зеркало на Таню Успенскую, сидящую позади него на последней парте, впрочем, об этом знала и Таня, и весь класс.
«Надо посадить их вместе, за одну парту, а то всех отвлекают», – подумала она и сказала:
– На следующем уроке, через три дня, мы будем изучать обертоны. Поэтому задание на дом такое – послушать концерт виртуозов горлового пения из Республики Алтай, который будут показывать по телевидению завтра.
Прозвенел звонок, ученики высыпались в коридор и направились к раздевалке, громко и весело переговариваясь.
Костя, ожидая Таню, задержался у дверей.
– Ребята, поторопитесь, – Лина Николаевна посмотрела на Костю, на Таню и улыбнулась. – Последний урок, мне класс надо закрыть. Хороших выходных!
– Спасибо, – буркнул Костя.
– Спасибо, – эхом повторила Таня.
Взявшись за руки, они побежали по коридору.
Лина Николаевна смотрела им вслед, и перед её глазами были Гриша Савельев и Лиза Дмитриева, им тоже было четырнадцать тогда, одиннадцать лет назад, и они также учились у неё в музыкальной школе.
«Где они сейчас? Что с ними?» – с грустью подумала она.
Она сдала ключи, оделась и вышла на улицу.
По календарю наступила весна, но было по-зимнему морозно.
Тонкий, прозрачный, как слюда, лёд покрывал хрустящие лужицы-оконца, в которых звонко отражалось весеннее солнце. Воздух был наполнен свежестью и ожиданием молодой листвы из позеленевших почек ещё оголённых деревьев.
Радуясь светлому солнечному дню, Лина Николаевна постояла у входа в школу и, не спеша, пошла домой.
Впереди у неё были выходные, которые она собиралась провести в одиночестве, так как муж с десятилетним сыном уехали на три дня к родственникам на Волгу, на весеннюю рыбалку.
«Как хорошо побыть одной, помолчать, подумать, или нет, лучше ни о чём не думать и ничего не делать, а выспаться, послушать музыку и посмотреть старый фильм, что-то спокойное, лирическое», – мечтала она.
От музыкальной школы до дома можно было проехать пять остановок на автобусе, но она пошла пешком, наслаждаясь весной под дружное чириканье воробьёв.
