Ночь прошла без сна, в воспоминаниях, мучениях, только холодная, бледная луна на тёмном небе равнодушно смотрела на неё.
На следующий день Лина Николаевна, как и её ученики, должна была послушать концерт известного ансамбля виртуозов горлового пения из Республики Алтай.
Желание смотреть и слушать что-либо отсутствовало полностью, настроение было хуже некуда, однако, есть слово «надо», и она, устроившись в кресле, включила телевизор.
– Горловое или обертонное пение, – рассказывал ведущий, – это особая техника пения, существующая с древних времён у народов Сибири, Монголии, Тибета и тюркских народов. Горловое пение возникло у кочевников, путешествующих по степям между гор, они подражали звукам природы, выражая своё восхищение красотой Мироздания. Слушая эту музыку, мы понимаем её главную особенность: поёт один человек, а слышатся два или даже три голоса одновременно. Благодаря особой технике пения певцы умеют разделять звуки на основной тон и обертона. Обертоны – это призвуки, более высокие, чем основной тон, они окрашивают основной тон, образуя особый звук того или иного музыкального инструмента и единственный, неповторимый тембр голоса каждого человека.
Ведущий закончил небольшой рассказ, и зазвучала музыка, странная, непривычная и красивая, пришедшая из других, далёких и незнакомых миров.
Слышался низкий основной тон, похожий на своеобразное гудение, к которому добавлялись более высокие звуки, при этом пел один мужчина, потом включилась женщина. Они вдвоём пели одну песню, но слышались то четыре, то пять голосов, словно пел хор.
И виделись бескрайние степи и цветущие долины, покрытые весенним ковром цветов, прозрачные озёра с голубой водой и горы, увенчанные вечными снегами, виделись реки, водопады, вековые леса и всадник на коне.
Внезапно из высокого, неведомого мира полился ослепительно яркий белый свет, постепенно он стал расслаиваться на лёгкие, чуть видимые нежные оттенки, они становились всё ярче и ярче, и расцвела радуга, она обняла огромную, без конца и края степь, где ветер поднимал волнами седой ковыль и разноцветье трав, где звёзды были близкими и яркими, где на краю света соединялись земля и небо.
Когда Лина проснулась, телевизор не работал, и за окном было темно.
Она чувствовала удивительное спокойствие в душе, и в то же время уверенность в том, что должна сделать.
Поезд в небольшой районный город отходил по расписанию через час.
Она вызвала такси, быстро собралась и выбежала на улицу.
Машина мчалась по просторным, пустынным улицам спящего города, но уже загорелся рассвет, и светлее становилось небо.
Поздравление
Вера Николаевна с середины января жила в доме престарелых.
В начале прошлого года с ней случилась беда – упала так неудачно, что произошёл перелом шейки бедра.
Конечно, не бывает «удачных» падений, однако, когда тебе семьдесят пять, когда имеешь целый букет болячек, получить подобный перелом не просто болезненно, но и крайне опасно – сколько трагических финалов завершают эту печальную историю болезни.
Вера Николаевна была женщиной энергичной и жизнерадостной, несмотря на возраст, и именно её воля и стремление жить помогли ей перенести и сложную операцию, и возникшие затем осложнения, и трудный восстановительный период, когда несколько месяцев она не вставала с кровати, потом перебралась на костыли, а теперь пользовалась ходунками для инвалидов.
Благодаря этим ходункам, создающим дополнительную опору, Вера Николаевна смогла впервые выйти на улицу и даже дойти до булочной.
Кассирша Зиночка, которая жила в соседнем подъезде и хорошо знала её, увидев Веру Николаевну после многих месяцев отсутствия, чуть было не расплакалась.
Вера Николаевна улыбнулась через силу:
– «Умирать нам рановато, есть у нас ещё дома дела». Помните, Зиночка, эту песню из советских времен?
– Помню, её мой папа любил напевать, – Зиночка вытерла платком покрасневшие глаза, – он фронтовик был.
– Вот и я как будто с фронта пришла.
– Вера Николаевна, вы молодец, дай Бог вам выздоровления!
«Есть у нас ещё дома дела…» – Вера Николаевна вновь вспомнила слова старой песни, только не было у неё теперь никаких дел дома, потому как и дома не было.
Не случилась война и бомбёжка вражескими войсками, не случился пожар и наводнение, не было землетрясения и любого другого несчастного случая, но случилось нечто худшее для пожилого человека – Егор, единственный сын, продал квартиру и уехал с женой и дочкой-школьницей в другую страну, а мать определил в дом престарелых.
Конечно, он предлагал Вере Николаевне поехать вместе, но… ох, уж это «но!», предлагал как-то неуверенно, не глядя матери в глаза, не говоря с жаром и интересом такие, например, слова:
«Всё будет хорошо, мы все постараемся, все вместе».
Ключевым в этой фразе было для Веры Николаевны слово «вместе».
Не услышала.
Невестка помалкивала, а внучке интересно – новая страна, новые друзья, новая жизнь.
А зачем Вере Николаевне эта новая жизнь?
Куда она денется от родных могил, где лежат муж, родители и старшая сестра, куда она от родных улиц, от дребезжащего звонка трамвая, трясущегося по рельсам, которые всё никак не отремонтируют, куда от этих бестолковых и любимых старых тополей с их надоедливым и долгожданным июньским пухом, куда от своей булочной и кассирши Зиночки, от родной церкви через дорогу куда? Получается, что некуда.
К тому же, не могла и не хотела Вера Николаевна быть обузой сыну и его семье, а после перелома, после операции и всего перенесённого ею, ходила она еле-еле, с трудом, через боль, да и вторая нога тоже беспокоила.
«Ничего, сынок, не волнуйся, я привыкну, в доме престарелых тоже люди живут».
Надо отдать должное, Егор выбрал не дом престарелых, а частный пансионат для пожилых людей – так теперь назывался новый дом Веры Николаевны, и это была не убогая, старая развалюха с дурными запахами, а современное, недавно построенное здание.
Но оттого, что всё в пансионате было новым, кровати и стулья, чашки и ложки, полотенца, коврики и даже цветы на окнах, от того, что всё было таким безукоризненным, чистым и сверкало как на параде, от ещё сохранившегося запаха недавнего ремонта – от всего этого на душе Веры Николаевны становилось жутко тоскливо.
Она вспоминала свою старую двухкомнатную квартиру на третьем этаже пятиэтажки, где жила долгие годы с мужем и сыном, а потом прибавилась невестка с внучкой.
Кто сейчас, после продажи там поселился?
От этих мыслей щемило сердце, пропадал сон, она мучилась и страдала, но воспоминания одолевали, не отпускали, и часто стал сниться покойный муж Николай.
Вот сидит он за столом во фланелевой рубашке в клетку и поношенных спортивных брюках, перед ним чашка чая, очки съехали на кончик носа, и он то и дело их поправляет, голова с седой шевелюрой склонилась над журналом по шахматам, а справа стоит доска с расставленными фигурами. Николай читает, отпивает глоток чая и переставляет шахматы.
