А когда встала и подошла к щеночку… Нет, он был жив, но…
Она быстро накинула пальто, помчалась в аптеку и докупила всё необходимое.
После обеда щеночек впервые попил воды и заснул, заснул тихо – хрипение уменьшилось, а к ночи проснулся и подполз к миске, мол дай поесть, спасительница моя.
Она дала ему корм, специальный, лечебный, для таких вот несчастных доходяг.
На следующий день они разглядывали друг друга, долго, внимательно, с любовью.
Кутёнок был дымчато-серого цвета породы дворянин, то есть дворняжка.
И так как нашла его Света в декабре, то назвала Дёма.
– Света, что с тобой? Звоню, звоню второй день, а ты не подходишь. Понравился вечер?
– Понравился. Спасибо, Анюта.
– Да ладно, не за что. В тот день прошёл уникальный ледяной дождь, все только о нём и говорят. Ты почему молчишь, не знаешь?
– Видела, что какой-то странный дождь прошёл, и да, потом жутко скользко было. А про ледяной дождь… между прочим, красиво звучит, нет, не слышала.
– Слушай, Светик, что-то голос твой мне не нравится. Хочешь, приеду?
– Ты же болеешь.
– Мне уже лучше, хочу тебя увидеть, и чтобы ты мне всё рассказала. Молчи. Еду.
Они сидели на кухне и пили чай, а потом Анюта рассматривала фотографии, сделанные Светой на вечере.
Дёмочка лежал на одеяле и не хрипел, но покалеченную лапку берёг и ходить не хотел, спал много, а в остальное время следил за Светой и волновался, поскуливал, когда она пропадала из его поля зрения.
Анюта включила радио.
– По данным «РИА Новости» слой льда, образовавшийся после «ледяного дождя» 25-26 декабря 2010 года, достигал два-три сантиметра. Только в Москве погибли и были повалены до пятидесяти тысяч деревьев. От «ледяного дождя» в Подмосковье серьёзно пострадала сеть проводного вещания – более двух тысяч километров линий связи. Ледяной дождь привёл к коллапсу в столичных аэропортах Шереметьево и Домодедово. С 26 по 29 декабря были задержаны сотни рейсов, заложниками ситуации стали более двадцати тысяч человек. По данным Росгидромета такое событие случается в среднем один раз в тридцать лет.
Дёмочка, отставив в сторону больную лапку, медленно подполз к Свете, прижался и положил голову на её ногу, а глазки блестят и всё, всё понимают.
Анюта, поглядев на него, вздохнула:
– Сказали, что больше ледяного дождя не будет, вроде бы погодная ситуация не способствует.
– Мы с Дёмой надеемся, – улыбнулась Света.
Дождь, невстреча, дождь
Чуть свет, затемно, Анна закрыла квартиру и спустилась во двор.
Было тихо и темно, осеннее утро слабым розоватым мерцанием пробивалось на горизонте сквозь тучи, укрывшие небо плотным покрывалом.
Неожиданно она поставила чемодан у дверей подъезда и села на него точно так, как минуту назад в квартире, перед уходом, по старой, всем известной привычке.
Она смотрела на свой, родной до последней пожухлой травинки двор, на покосившиеся сараи вдоль старого деревянного забора – никого, хоть бы кошка какая-нибудь мяукнула на прощание.
Тишина, предутренняя темнота и неизвестность.
Сквозь ночной город Анна пошла на вокзал, на проходящий поезд, стоящий в её маленьком городке пятнадцать минут, и надо было успеть, непременно успеть, ведь поезд повезёт её к Грише, к любимому мужу, которого она не видела уже больше года.
«Зачем я отпустила тебя, мой любимый?! Надо было и мне ехать с тобой, устроились бы как-нибудь! Маруся первое время пожила бы у дедушки с бабушкой».
Вспомнив о родителях, Анна споткнулась о камень и чуть было не упала.
«Как мама будет справляться с Марусей и парализованным отцом? Хорошо, что дочка подросла, всё-таки шесть лет, не избалована, многое понимает. Бабушкина помощница».
Анна шла и думала, что наготовила еды на целую неделю, а то и больше, и всё по пакетам разложила и в морозилку сунула – только достать и разогреть, и борща хватит на несколько дней.
«Надо будет только хлеб и молоко покупать, а там и я, – Анна улыбнулась, – да не одна, а с Гришей!»
Она шла и представляла, как муж войдёт в дом, увидит подросшую дочку, которая получилась ну вылитый папа, как подхватит её на руки и закружит по комнате:
«Ах, ты, моя красавица!»
А Маруся, прижавшись и обняв отца за шею, засмеётся, как звонкий колокольчик.
От таких тёплых мыслей Анна не шла, а летела, вот и привокзальная площадь.
Она встала под фонарём посмотреть время – добралась быстро, за сорок минут, не заметив как, и за это время ей не встретился ни один человек, ни один автобус, что и говорить – пять утра, самый сон у людей.
Билет до города Н., где она надеялась увидеть Гришу, лежал в кармане куртки, и до приезда поезда оставалось двадцать минут. Анна прошла на перрон, села на скамейку и стала ждать.
Было ветрено и по-осеннему зябко, сыро.
Ночью прошёл дождь, и в лужах на асфальте растекался мерцающий свет фонарей.
На привокзальную площадь въехал трактор с громыхающим прицепом, на котором синими буквами было написано: «Вода».
И вдруг он стал поливать всё вокруг, всё, мокрое от недавнего дождя, и это было грустно.
А сколько грусти было в тех изломанных годах, названных позже «лихие девяностые», когда закрывались предприятия, и многие мужчины, любящие отцы и мужья, вынуждены были уезжать на заработки.
Вначале они пристраивались где-нибудь поближе, чтобы чаще видеть семью, но большие города с заманчивыми возможностями манили.
И мужчины отрывались от семьи.
Так поступил и Гриша, хотя тянул долго, уговаривая Анну поехать вместе.
А она боялась оставлять пожилых родителей, особенно больного отца, всё надеялась:
«Скоро и мы с Марусей переберёмся, надо немного потерпеть».
В первый год Григорий приезжал часто, привозил подарки и выглядел уставшим, но радостным и от встречи с семьёй, и от того, что смог заработать.
Потом стал высылать деньги и писать короткие письма. Мобильные телефоны тогда были редкостью.
Затем письма сменились открытками с одной фразой: «Жив, здоров, не беспокойтесь», и на всех этих открытках были букеты цветов, как будто ко дню рождения или к 8 Марта. Анна, глядя на эти нарядные букеты, плакала.
В вагоне поезда она нашла своё место, тихо, чтобы не разбудить спящих пассажиров, поставила чемодан, сняла куртку, кроссовки, и как была – в джинсах и футболке, так и легла, накрывшись тонким, потрёпанным одеялом.
Уютно стучали колёса, с шумом проносились встречные поезда, мелькали фонари, платформы станций и алмазная россыпь огней незнакомых городов, исчезающих как вчерашний день, как перевёрнутая страница непрочитанной книги.
