– Я ни на что не надеялась. Просто бежала. Иногда это единственный выход.
– Как знакомо…
Все разрозненные части его лица успокоились. Хава промолчала. Незнакомец пригладил черные гладкие волосы и тревожно огляделся.
– Вас преследуют?
Хава кивнула без особой уверенности. Алопогонные могли о ней забыть, учитывая, сколько у них было дел, и…
– Тогда надо уходить. Быстрее!
Прежде чем Хава успела что-нибудь сказать, он бесцеремонно подхватил ее под мышки, поставил на ноги и подтянул поближе к велосипеду. Небрежно закидывая чемоданы на багажник, наспех приматывая их веревкой, незнакомец одновременно распоряжался:
– Сядете сзади, вы маленькая. Держитесь крепко, у вокзала много машин и сумасшедших. Будете моей помощницей, так и запишем. Писать-то… умеете?
– Умею! – машинально ответила Хава, хотя ничего не поняла. – Но…
– Тогда быстрее! Я подсажу!
– Но я…
Он подхватил ее вновь и почти закинул на длинное кожаное сидение. С щелчком ушла вверх опора, благодаря которой велосипед держал равновесие. Звякнул колокольчик. Незнакомец оттолкнулся, крутанул педали и уже на ходу сам уселся в седло.
– Цепляйтесь! Люблю, когда меня обнимают юные ла, этого не было уже с десяток юнтанов! – он хохотнул.
– Куда вы меня тащите?
Хава вцепилась в него. Но сама мысль – что незнакомый (и, возможно, чокнутый) человек увозит ее в неизвестном направлении, – очень ее беспокоила. А если…
– Вы… не алопогонный? – сдавленно спросила она.
Велосипед вильнул, едва не стесав угол какого-то дома. Мужчина обернулся, его лицо помрачнело.
– Посмотрите мне в глаза еще раз, если вы о чем-то забыли, ле. Я надеюсь, что спасаю вам жизнь. Цените то, что я пока не задаю вопросов.
Он начал быстрее крутить педали, выворачивая на большую мощеную дорогу. Хава схватилась за него покрепче. Черные, до середины лопаток, волосы, в которые она невольно утыкалась носом, пахли чем-то то медицинским и ненастоящим. Потом, в поезде, Хава поняла, что это парик. Совершенно лысый незнакомец вез полчемодана подобных – рыжих, черных, белых – и объяснил:
– Иногда совсем не надо, чтоб тебя узнавали. Полезнее иметь разные лица, но волосы тоже сойдут.
Тогда же она начала понимать, что попала в какую-то странную историю. А еще – что по каким-то причинам слово «алопогонные» лучше не произносить вслух.
– Мое имя – на вашей книге.
У человека, щедро выдававшего Хаву за свою помощницу, была тайна. Но он тоже направлялся в Первосветлейшую, и билет у него был на двоих. А еще он все еще не задавал вопросов. Это заставило ее со многим примириться.
* * *
Золотой Голубь конструировался как прогулочный поезд, он славится неторопливой красотой своего маршрута. Его остановки чрезвычайно длинные, самые большие – в Аджавелле, Рѝмене и Галат-Доре – занимают по половине вахты. В городках поменьше он может стоять час. Кажется, он вообще больше стоит, чем движется.
На Золотом Голубе не ездят те, кто спешит, потому что успеть куда-то на этом поезде невозможно. Если, конечно, в запасе нет вечности. Золотой Голубь, едущий через леса, горы, озерные долины и побережья, – поезд для тех, кто ищет себя или собирает себя по осколкам.
Это рассказывал Хо' Аллисс. И уточнял, что в представлении Единой Железнодорожной Компании те, кто ищет себя, – писатели, артисты, художники и прочие личности, несущие людям прекрасное. Те же, кто собирает себя по осколкам… большинство их – раненые и проходящие реабилитацию военные. Жертвы катастроф. Смертельно больные, совершающие последнее путешествие, прежде чем быть зарытыми в землю и прорасти. Всем ведь нужны новые впечатления, как чтобы спокойно жить, так и чтобы спокойно умереть. Золотой Голубь создавался, чтобы стать в своем роде спасителем. Его брат, гигантский корабль Золотой Китрап, курсирующий по красотам Малого мира, – тоже.
Хава тогда подумала, что ей они как раз очень даже нужны – впечатления. Что она ищет себя и одновременно собирает по осколкам. Она сказала:
– Иногда это одно и то же.
– Что? – спросил Хо' Аллисс, лукаво поглядывая из щелки в разделяющей купе ширме.
– Искать себя. И собирать по осколкам. Осколки могут потеряться, если они маленькие.
Хо' Аллисс улыбнулся.
– Подходит для сцены, над которой я сейчас работаю. Не люблю, когда мои герои рассуждают философски, сам я так не умею.
И он застучал по кнопкам, вдохновленно высунув кончик языка. Напечатал, выпрямился и подмигнул Хаве:
– Вообще-то это литературное воровство, и обычно я такое себе не позволяю. Лучше писать про то, что понимаешь. Но понимать все на свете невозможно, даже если ты писатель. Ты не против?
– Да пожалуйста, – хмыкнула Хава и забралась на койку с ногами. За окном золотились убранные гангáн, синие яблони.
– Ты хорошая ассистентка. Даже лучше, чем я думал. Эницит должна была лишь вовремя покупать мне краску, планировать день и следить, чтобы я ел.
Хава закусила губу. На душе было скверно. Потому что – уже не впервые – она подумала о том, как ловко пристроилась на чужое место.
Нет, конечно, она обворовала не Эницит Лон – кáми, которую Хо' Аллисс нанял в качестве помощницы и с которой как раз должен был отбыть в Первосветлейшую. Эницит Лон, уже нанявшись на эту должность, внезапно нашла мужчину. По ее собственным словам, «любовь всей ее жизни», по словам писателя, – «очередного тупоголового борова». Работа, сопряженная с длительными разъездами, стала ей не нужна. Получив отказ слишком поздно, новый знакомый Хавы ехал в скверном настроении на вокзал, когда прямо под колеса выскочила…
…она. А ведь на ее месте наверняка хотела бы оказаться Ева.
И хотя Хава вновь назвалась этим именем, сути это не меняло. Ее собственная мечта разбилась, и она просто стащила чужую. Пусть случайно, пусть не успев даже опомниться и понять, что делает… но стащила.
А ведь еще не стоило забывать, что она бросила людей, которые относились к ней по-доброму. Бросила как раз под ногами у своей первой мечты с алыми погонами. И собирается уничтожить этих людей, добравшись до столицы. Подходящие для этого слова уже были заготовлены в голове.
«Я веспианка. Меня похитили. Увезли против моей воли путешественники, которых звали…»
Яблоневая роща кончилась. Поезд выбрался к воде, и Хава стала на нее смотреть.
Океан был сонным, спокойным, нежно-голубым. На Веспе вроде и вовсе не бывало таких светлых дней. Время ветра Сбора близилось к концу, но холодный полумрак ветра Сна все еще казался далеким. Светили рассеянные мягкие лучи Зуллура.
Да, это было безмятежное, прекрасное побережье, по которому так приятно неспешно двигаться вперед. Хава прильнула к стеклу, жадно вдыхая соленый запах сквозь приоткрытое верхнее окно. Она даже не сразу заметила, что стих стук печатной машинки.
