Ласкез различил резкий звук пощечины.
– Не смей оскорблять их, Самáн! Или я тебя…
– Выдашь? Утащу за собой. Поверь, у меня получится.
– А если я утащу за нами его?
– И кто тогда оскорбит память Чары?
Ласкез вздрогнул. Он помнил это имя. Он слышал его еще на борту Странника. И…
– Мина. Если хочешь повторять прошлое, не вмешивай сюда будущее. Он не будет участвовать.
– А ты…
– Нет. Да мне и нечем в этот раз помочь. Как видишь, я одиночка.
Ла Ир сдавленно усмехнулась.
– Для одиночки ты позволил себе слишком сильно привязаться.
Роним не ответил. Тени были недвижны.
– Мина, – снова прозвучал голос Ронима, – это безумие. В тот раз…
Тень качнулась. Видимо, ла Ир отступила.
– У нас есть сюрприз для красных крыс. Не пропадем.
– О чем ты?
Ла Ир смеялась долго и желчно:
– Ты не вмешиваешься. Значит, и для тебя – сюрприз. Говорят… мир нескоро сможет его забыть. Я сама ничего не знаю, но у меня нет причин сомневаться.
– Мина!
В интонации сыщика послышалась паника. Кажется, Роним шагнул вперед.
– Тебе же плевать. Плюй и дальше. Не буду мешать.
– Что ты знаешь? Что вы задумали? Неужели кто-то из них…
Тень слабо качнулась и отступила окончательно.
– Ты умер, Саман. Можешь продолжать жить здесь, только не забывай платить за квартиру. Ходи в гости. Оставь девочку-кошку, она мне нравится. Но все, что касается дела… не смей задавать вопросов. Тебя нет.
Молчание длилось несколько мгновений, показавшихся Ласкезу очень долгими. Наконец Роним заговорил: тише, спокойнее, но с угрозой.
– Если ты не будешь болтать, как сегодня. Я видел. Ты пыталась его проверить. Ты…
– И убедилась, что ты прав. Ему тоже плевать. Знаешь, это больно. Он похож на отца только лицом. Что ж… доброй вахты, Страж.
– Не лезь снова. Все, кто жил этим, мертвы, если план провалился раз, провалится и второй. Те, кто остался…
– Поверь, мертвы не все. Но это будет второй сюрприз.
Хлопнула дверь. Стало тихо. Сквозь полосу света Ласкез смотрел на единственную видимую тень, потом она тоже пропала: Роним пошел по коридору дальше. И ходил он еще долго, скрипя половицами. Не было слышно, чтобы он вздыхал или кому-то звонил. Ласкез ждал, а когда сыщик вошел в комнату, сразу зажмурил глаза.
Мирина Ир говорила о нем. Роним понимал, о чем речь. А еще она назвала Ронима другим именем, но даже это не было главным. Некоторые ведь меняют имена по прихоти. Главным являлось то, как ла Ир обратилась к Серому детективу всего один раз.
Страж.
* * *
– Есть ли у тебя старые снимки? Интересно, каким ты был в детстве.
Ласкез начал осторожно, издалека. Он надеялся, что вопрос прозвучит естественно и непринужденно. Роним, кажется, не заметил ничего подозрительного и пожал плечами:
– Мой отец служил в разных частях. Мы часто переезжали и не возили с собой фото. Как и многое другое. У меня… нет памятных вещей. Прошлое есть, вещей нет.
Он усмехнулся. Ласкез посмотрел ему в глаза и быстро уставился в тарелку. Глупость… у него уже не было вопроса, доверять или не доверять, но мучительное желание – отыскать подтверждение или опровергнуть возникшую после подслушанного разговора догадку – грызло изнутри.
– Совсем нет?
– Если честно, вообще не вижу смысла хранить снимки. Все, что ценно, удержит память.
– Это у тебя она хорошая. У некоторых дырявая.
Сыщик хмыкнул. Ласкез задумался, подбирая другой наводящий вопрос. На ум ничего не приходило, и он просто сказал:
– Мне бы хотелось знать, кто я. Иметь хотя бы одну фотографию родителей. Знать, почему они бросили нас с Тэсси и…
– С чего ты решил, что они вас бросили?
Глаза Ронима сверкнули. Все правильно… Надо идти дальше.
– Они же не могли все умереть или одновременно попасть в тюрьму, разве не так? Кто-нибудь бы остался. Бабушки, дедушки, дяди…
– Иногда семьи погибают в один день, – тихо сказал Роним. – Или разбиваются на осколки, которые разносит слишком далеко.
– Значит, мои близкие погибли?
Но это, конечно, было слишком простым ходом и не могло сработать. Вопрос в лоб. Роним налил черножар и, помешивая его, грустно улыбнулся:
– Думаешь, я знаю все, раз я сыщик?
Ты точно знаешь больше, чем говоришь.
Ласкез решил попробовать другой путь, в последний раз, уже засомневавшись в успехе.
– Тогда, может, они были какими-нибудь героями… вроде тебя.
Они снова посмотрели друг другу в глаза. Видимо, Ронима что-то встревожило. Он коснулся рукой плеча Ласкеза. Подумал, а затем ответил:
– Может, и были. А вот я им сроду не был.
– Ты ничего не понимаешь в героях.
– А ты понимаешь?
Они засмеялись. Поколебавшись, Ласкез сказал:
– Знаешь, у меня… есть воспоминание о матери. Довольно странное.
Он поймал момент: Роним вздрогнул, отстранился. Но тут же взял себя в руки и непринужденно спросил:
– Какое?
– Большой красивый зал. Белый потолок, стены цвета моря. И я лежу в колыбели, кажется, с Тэсси вместе, и над нами тау-тѝу – такая крутящаяся детская игрушка, когда на каркасе нити, а на нитях… у нас были такары, такары в полете. Такары звенят, а вокруг шумно. Вроде много людей в комнате. А потом…
Роним слушал. Он не сводил с Ласкеза глаз, руки, до того лежавшие расслабленно, сцепились в слабый замок.
– Потом?…
– Над нами склонилась темноволосая женщина и поцеловала нас, сказала, что будет скучать. Я не запомнил ее лица, не запомнил запаха, но… зеленая подвеска. У нее на шее был кулон-капля с большим зеленым камнем, и когда она наклонилась, он болтался прямо перед нашими глазами. Я вспомнил… – Ласкез глубоко вздохнул, – когда увидел такое украшение на сестре. Она нашла его в благотворительных посылках крестных. И…
– Об этом ты говорил, – тихо прервал сыщик. – Одновременно с подвеской на острове появился ваш корабль. И сам пошел по маршруту, который Миаль прочертил кровью.
– Как думаешь… – Ласкез слегка подался вперед, чтобы не упустить перемены в лице Ронима. – Может, это… корабль мамы и папы? И они как-то связаны с управителем?
– Я…
Лицо детектива было бледным. Он замолчал, залпом осушил чашку и с усилием поднялся.
