Кровь отца Грэгора Жераля – киримо – была теплой. Но на семью и любовь, верность и ответственность, Армѝн Жераль смотрел примерно так же, как черно-золотистая ящерица, с которой этот известный путешественник и охотник познакомился, ловя на Диком Гребне очередную редкую тварь для галатдорского зверинца. Кажется, лóргуса, рогатого двухголового медведя.
Вместе они пробыли мало, и это был редкий случай, когда первым сбежал теплокровный: Армин Жераль сорвался обратно в столицу, едва ребенок родился. Кѝнна Орýбэ выдержала чуть дольше: она исчезла в неизвестном направлении, когда Грэгор уже ходил, говорил и даже думал. А перед этим по-своему позаботилась о нем: научила ловко лазать, быстро бегать, драться и воровать. Даже расщедрилась и дала с полдюжины советов, полезность большинства из которых Грэгор оценил, только став постарше. Хотя один сгодился почти сразу.
«Твое место – среди сильных. Будь заводилой, вожаком. Не примут сильные – перевоспитывай и подминай слабаков».
Он решил придерживаться первой стратегии: ему проще доказать сильным свое право быть среди них, чем переделать тех, кто мог подвести. Временное пристанище в уличной стайке таких же оборвышей он нашел быстро. Он не был здесь единственным полукровкой, почти вся компания состояла из таких – может, поэтому они так крепко друг за друга держались. Грэгор откололся, когда некоторые начали уже заводить себе самок и повторять родительские ошибки, а иные – попадать на виселицу за серьезные преступления. Тогда-то Грэгор и поступил так, как обычно не поступают те, чья кровь холоднее, чем у прочих. Он решил узнать о своей семье.
С матерью не повезло: может, она даже уже проросла к тому времени, во всяком случае, сгинула бесследно. Зато от старого рыбака-ками, иногда пускавшего Грэгора на порог и делившегося едой, удалось выяснить кое-что другое, поважнее. В городе запомнили Армина Жераля: по приезде он наделал немало шума своими попойками и охотой.
Искать его и требовать что-то было бесполезно, но… узнать стоило. Человек из столицы. Опасный. Знаменитый. Сильный. Значит, передавший со своим семенем часть своей силы. Значит, все не просто так.
Город Ру на одном из верхних островов Дикого Гребня считался крупнейшим на архипелаге. Хотя бы потому, что здесь было три порта: для самолетов, для летучих кораблей и для обычных. В большинстве других мест со всем справлялась одна еле расчищенная бухта. Где-то летучий транспорт вынужден был садиться в поле. Ру честно заслужил звание важного транспортного узла, так что Жералю было на что посмотреть. И о чем подумать, наблюдая с радиомаяка, куда он нанялся помощником, синюю даль моря. Грэгор смотрел на Большой мир. Оттуда прилетали и приплывали высокие люди в черно-красной форме, которыми он любовался.
«Твое место – среди сильных».
Эта фраза засела в его памяти.
Навыки Грэгора пополнились. При помощи смотрителя маяка он обучился писать и считать, освоил чтение, к которому не на шутку пристрастился. А затем сбежал, осознав, что уже никто в Ру не сможет дать ему ничего нового.
Испытания в Младший корпус алопогонных не были уделом избранных. Пробоваться мог любой черноволосый и голубоглазый ребенок, при особенно хороших результатах брали тех, кто этих признаков не сочетал. Поддержание «породы» было важной, но уже не главной задачей для Первого подразделения. Мир менялся: в нем оставалось все меньше свежих сил, на которые можно было рассчитывать. Грэгор прошел без проблем. Дальше он собирался делать то, что делал дома: становиться «заводилой». Нужна была стая – чем больше, тем лучше. Да вот только удивительно… дети, среди которых он занял место, оказались совсем другими.
Большой мир – Грэгор это знал – жил недурно. Здесь давно не случалось эпидемий, тут не боялись цунами и бурь, и даже об асинтáрах – морских и воздушных грабителях, грозе островных селений – тут слыхом не слыхивали, они не совались в Такатан. Большой мир был сыт, ухожен, довольно безмятежен. Такими были и юные курсанты.
Конечно, они быстро прочувствовали беспощадность военной муштры. Конечно, большинство выдержали, даже не ноя и не упрашивая их забрать. Один за другим неженки приобретали какую-никакую выносливость, твердость, храбрость. Со временем они уже не так раздражали. Но еще один совет матери напоминал Грэгору:
«Суди по первому впечатлению. Смягчай суждение, но никогда от него не отказывайся».
Сокурсники с восторгом смотрели Жералю в рот. Каждый второй мечтал с ним дружить. Но в свои десять-двенадцать они были все еще детьми – в отличие от Грэгора, повзрослевшего чуть ли не в пять юнтанов. Что с них взять: теплокровные… с семьями…
Грэгор оставался одиночкой, даже когда мать еще гладила его по голове и совала ему в руку украденное яблоко. Когда с друзьями они жались друг к другу в ледяные, невыносимые даже для них ночи ветра Сна. Когда старый рыбак перевязывал ему разбитую коленку толстыми, едва гнущимися пальцами, или смотритель маяка терпеливо объяснял начертания знаков Единого языка.
Грэгор остался одиночкой и в Акра Монтара.
А потом появился Миаль.
710-й юнтан от создания Син-Ан. Близится Перевеяние
Некоторые из ран, полученных в первые дни, заживали плохо. Сначала гноились, потом все же начали затягиваться, но состояние в целом улучшалось небыстро. Отшельник довольно много спал, видимо, осознавая, что в любое время за ним могут прийти, чтобы вернуть из этой камеры в подземелья. На цéпи.
– Здравствуй.
Жераль остановился над кроватью. Он видел острый профиль, напряженно сжатые губы, тускло-белые прямые волосы.
– Эй, – позвал он снова. Безрезультатно.
Когда-то Отшельник слышал самые тихие звуки. К нему невозможно было незаметно приблизиться, даже если он дремал, погружался в работу или думал. Так было и на службе, и когда он осел с детьми. Казалось, так будет всегда, но теперь… его вымотали там, в карцере. Или просто заставили вспомнить, насколько сам он вымотался за последние два десятка юнтанов. Впрочем… все устали. Каждый по-своему.
– Приставить пистолет к твоему виску?
Спросив это, Грэгор протянул руку и провел когтем по коже у Паолино за ухом. Тот мгновенно открыл глаза.
683-й юнтан от создания Син-Ан
С первого взгляда он не казался лучше других: наоборот, выглядел еще запуганнее. Только что приехав, он сидел сгорбившись и смотрел на улицу. Да и на Грэгора уставился так, будто в жизни не видел полукровок-ящериц. Но… неожиданно поздоровался первым и улыбнулся. А услышав вопрос, скучает ли он, закусил губу и еле сдержал слезы. В нем что-то было. Что-то, что не напомнило Жералю знакомых, старых или новых, но однозначно – понравилось.
Он был теплокровным, как все киримо, но старался казаться хладнокровным.
Он был домашним, как и многие дети Корпуса, но старался выглядеть сильнее.
Он боялся, но скрывал свой страх.
Они проговорили весь остаток вахты. Он был первый, с кем Грэгору хотелось болтать обо всем на свете: о легкомысленной матери, о старом рыбаке, об украденных монетах. По Миалю было заметно: он богат, из хорошей семьи, с безупречным воспитанием. Но что-то – невозможно объяснить, что, – делало его настоящим. Своим. Сразу же.
