Озноб. Странный сон, в котором ощущаешь озноб.
– Я хотела… хотела полететь, – еще громче сказала Зоя. – И я должна была…
– В пустоте нет места желаниям и долгу, – звякнули доспехи. – Ты ошиблась местом, пытаясь их здесь найти.
– Кто ты?
– Я думал, ты поняла. Разве ты не видишь?
– Нет.
– Я помогу, – звякнули доспехи. – Потерпи.
Потом человек повернулся к Зое, в руке блеснуло лезвие. Шагнул, двумя пальцами оттянул ей веко и вонзил лезвие в глаз.
– Кто ты? – спросила Зоя.
Боли не было, только холод от стали.
Вонзенный в глаз клинок рассек пространство сна. Зоя резко села и увидела Паганеля. Огромный робот, похожий в полумраке на облаченного в доспехи рыцаря, стоял около окна.
– Паганель, – позвала Зоя.
– Ты изменилась, – прогудел робот.
Зоя спустила ноги на пол, ощутила ступнями теплый ворс коврового покрытия.
– Ты что здесь делаешь? – И тут же вспомнила последнее мгновение сна. Потрогала веко. – Ты почему… – хотела сказать «не спишь», но осеклась. А действительно, что делает робот, когда все остальные спят? Играет в свои любимые шахматы с вахтенными дежурными?
– Мне нужно с тобой поговорить, – робот вдруг сложился, резко убавил в росте, пискнули сервоприводы, укладывая Паганеля в его предпочтительное положение – сидя, обхватив стальными ручищами стальные же колени. И у Зои промелькнула странная мысль, что робот делает это не для того, чтобы стать на равном положении с собеседником, а потому, что ему самому его рост кажется чрезмерным.
– О чем? То есть… прости, конечно, говори… я готова, – сердце застучало чаще, как перед экзаменом.
– Я наблюдаю за тобой, – сказал Паганель. – Точнее – я наблюдаю за всем экипажем. Ты изменилась. Не могу указать на конкретные черты твоих изменений, скорее это по совокупности динамики.
Зоя невольно притронулась к животу, но ощущение чужеродности ослабло до неясной, почти незаметной тени. Так ноют натренированные мышцы после нагрузки на пресс.
– Со мной все в порядке, – ответила Зоя. – Тебе не о чем беспокоиться. Если речь о беспокойстве. Ты знаешь, что это такое?
– Я хорошо осведомлен о характеристических чертах эмоционального спектра человека. – Зое почудилась обида в словах Паганеля. Будто роботу не понравился намек на его, робота, ущербность.
– Извини, – она встала, протянула руку к исходящему от корпуса теплу. – Но со мной действительно все в порядке. Не хорошо, не отлично, но в пределах нормы. Среднестатистической нормы по кораблю.
– Кто ты? – спросил робот. И повторил: – Кто ты?
За время отсутствия Зои базовый лагерь переместили из зала Ганеши в Зернохранилище, как оно теперь именовалось на карте Фобоса. Полюс Фердинатович все более укреплялся в мысли, что это никакое не хранилище, а некая система жизнеобеспечения фаэтонского ковчега, но, как бывает с большинством топонимов, случайное наименование, не имеющее отношения к сути, тем не менее закрепилось.
Питающие энергетические кабели и инфошины толстыми скрутками протянулись по лабиринту нитями Ариадны, так что теперь здесь невозможно было потеряться.
Зоя еще раз сверилась с экспедиционным заданием, отстучала сигнал успешного прибытия на исследовательскую базу.
Паганель сгрузил с платформы очередную порцию модулей долговременной памяти, коробки с кинопленкой и бобины с магнитными лентами, снарядил ими переносные вычислители, которыми изначально предполагалось исследовать климатические особенности Марса, но здесь, на Фобосе, они оказались незаменимыми средствами накопления и первичной обработки данных.
Зоя чувствовала себя удивительно. Ее переполняло ощущение бодрой силы. Хотелось петь. А еще больше – работать. Она еле сдерживала себя, заставляя методично выполнять все процедуры нового исследовательского цикла. Заполнить журнал. Проверить исправность аппаратуры. Протестировать МДП, весьма капризные и не терпящие торопливости. И совершить еще десятки действий, прежде чем приступить к выполнению задания.
О причине подобного вдохновения она запрещала себе думать. Не важно, какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей. Не важно, кто и что толкает ее вперед, главное, получить еще одну порцию знания в копилку человечества. Все справедливо. Ты – мне, я – тебе. И нейтралитет. Вооруженный. Или, по крайней мере, настороженный.
– Туда, – уверенно показала Зоя, когда все подготовительные работы были завершены. Мимо колонн, похожих на паучьи лапы с огромными витками сухожилий на многочисленных сгибах. Мимо отверстий в слоистых стенах, затянутых витками паутины, похожей на вытянутые из тела вены, бугристые от атеросклеротических бляшек.
– Странные растения, – передал робот, осторожно сдвигая гирлянды дряблых мышц, из которых давным-давно ушел тонус напряжения.
– Это не растения, – сказала Зоя. – Мышечный центр ковчега. Его движитель. Я так думаю, – торопливо добавила, хотя не ощутила в себе ни капли сомнения. Точное знание, возникшее ниоткуда.
– Предполагаешь, что фаэтонцы являлись биологической, а не технологической цивилизацией? – Паганель перешагнул через свищ в полу, упрятанный в воспаленных складках плоти движителя.
Зоя не удержалась и остановилась внимательнее рассмотреть прободение. Регенерационные механизмы пришли в негодность в незапамятные времена, включаясь спорадически и реагируя неадекватно повреждениям. Свищ образовался от излишнего впрыскивания фагоцитов, которые не только уничтожили очаг гниения, но и сожрали огромную массу вполне пригодной ткани.
Включив фонарик на колпаке, Зоя увидела его отражение на черной поверхности глубоко внизу. Фагоциты среагировали на свет, вспучив черноту множеством отростков, которые поползли по стенкам прободения вверх, к Зое.
Паганель ожидал ее, но ничего не спрашивал. Лишь его оптика подсвечивалась багровыми точками лазерного дальномера и дистанционного анализатора. Зое показалось, будто это огоньки интереса в окулярах робота.
С каждым новым проходом через мембраны и сфинктеры Зоя видела все больше повреждений и разрушений. Ковчег отчаянно сражался с энтропией, но та ползучим и неумолимым наступлением брала верх. Грибки пожирали уцелевший эпителий и свисали с потолка зеленоватыми фестонами. Уступая космической стуже, хитин шел трещинами, крошился, отслаивался от движительных опор струпьями, а холод все глубже прожигал сложную систему тяг маневровых систем.
Ей стало жалко этот когда-то могучий корабль.
Но чем глубже они погружались в святая святых ковчега, тем сильнее стучало сердце Зои. Она еле сдерживала шаг, следуя за Паганелем, но еще труднее было сдерживать язык, чтобы не подсказывать роботу нужное направление. Зоя точно знала, куда идти. Более того, ноги сами несли ее, и приходилось даже останавливаться, когда Паганель сворачивал, чтобы осмотреть боковое ответвление.
