– Зоя, ты куда от нас?! – воскликнул Биленкин.
– Ты слишком брызгаешься, – ответил Гор. – Вкушай пищу неторопливо, вдумчиво, размышляя о высоком.
– Мой рост меня устраивает, – буркнул Игорь Рассоховатович.
Роман Михайлович внимательно смотрел на Зою, пока она не отправила в рот вторую ложку супа, и только затем принялся за еду.
– Вы позволите? – Армстронг отодвинул стул и вопросительно посмотрел на Зою.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, – махнул рукой Роман Михайлович.
Зоя невольно потянула носом, но от Армстронга ничем не пахло. Он был запакован в термокомбинезон, больше похожий на пустолазный костюм, только без колпака и баллонов на спине. Охладители работали на полную мощность, и от заг-астронавта веяло неожиданно свежим морозцем. Морозко, вспомнила Зоя данное Биленкиным Армстронгу прозвище.
– Как ваше… э-э… самочувствие? – нашел подходящее слово Роман Михайлович. – Жалобы? Пожелания?
– Человеческих мозгов в вашем меню нет, – сказал Армстронг, продолжая пристально разглядывать Зою. – А в остальном вашими молитвами. Благодарю.
– Да-с… – Варшавянский смешался, но расспросы прекратил. Молча доедал суп.
Зоя зачерпнула ложкой еще горчицы, подумала, присыпала ее сверху солью с горкой и отправила в рот. В голове стало горячо, но это нисколько не помешало волне злости наполнять тело. Злость рвалась наружу, и Зоя даже ухватилась за столешницу, чтобы не выпустить ее. Злость распирала изнутри.
– Вам нехорошо? – спросил Армстронг. – Вас что-то грызет?
– Совесть, – сказала Зоя. – Слышали о таком?
– О да, – кивнул головой заг-астронавт, – и даже видел, во что она может превращаться, если слишком долго пренебрегать ее советами.
Роман Михайлович переводил взгляд с одного на другого, не совсем понимая – что они говорят, а главное – зачем? Хмыкнул неловко.
Зоя поднялась:
– Благодарю за компанию. Скоро заступать на вахту, поэтому разрешите откланяться. Приятного аппетита, Роман Михайлович.
И, ничего не сказав Армстронгу – ну, не приятного же аппетита ему желать, учитывая его прошлые гастрономические предпочтения, Зоя вышла из столовой. Последнее, что она расслышала, как Варшавянский мягко говорил Армстронгу:
– Зря вы так, батенька, зря. Вам давно пора менять режим питания…
– Мертвечина, – пробормотала сама себе Зоя. – А кто из нас не мертвечина?
В каюте ее ждали.
Багровый свет Марса изливался из окна, заставляя вещи отбрасывать густые и причудливые тени. Зоя остановилась на комингсе, всматриваясь, во что превратилось ее убежище, – будто трехмерная карточка Роршаха, где чернильное пятно силой воображения трансформировалось то в низкие кресла и столик, то в притаившееся чудовище.
– Ты здесь? – спросила Зоя.
Тишина. Ни дыхания, ни шороха.
Она потянулась к выключателю, но наткнулась на нечто странное – словно в воздухе висела высохшая древесная ветвь, узловатая, покрытая морщинистой корой. Зоя провела пальцами по ней, ощущая острые зазубрины, вздутия, потом крепче ухватилась и дернула.
Чудовище оказалось гораздо больше того, что вылупилось из Багряка. Только теперь Зоя сообразила – оно висело на потолке, ожидая ее прихода – черное, безглазое, многосуставчатое. Багровые отсветы Марса прокатывались по его лакированной коже. Наверное, так выглядели лунные жители в романе Герберта Уэллса, но если те лопались при ударе, представляя собой лишь надутую каким-то газом жуткую оболочку, то это чудовище было твердым.
Цепкие лапы обхватили Зою, безглазая башка затмила свет Марса, раздался скрежет, и девушка не увидела, ибо в чернильной гуще ничего нельзя рассмотреть, а ощутила, как перед лицом распахивается зев бездны. Что-то щелкало, шуршало, издавало множество иных звуков, словно зев запирался ужасающе сложным механизмом, который к тому же давным-давно не использовался и оттого застоялся.
Она не испугалась. Шевельнула рукой, ощутив, что хватка чудовища стала крепче, шипы больно впились в бока, но Зоя продолжила движение, будто слепая протянула руку к голове чудовища и осторожно тронула пальцами. И от этого ничтожного касания по телу чудовища прокатилась дрожь, оно напряглось, и Зоя потеряла опору под ногами. Теперь она висела в воздухе, поднятая к потолку. Резко запахло нашатырем.
– Не бойся, – одними губами сказала девушка. – Не бойся, чудовище, красавица не причинит тебе вреда, – и смелее обхватила руками ребристую голову незваного гостя.
Боль усилилась – крючья лап впивались в одежду. Еще немного, и кожаная форменная куртка не выдержит, смертоносные острия вонзятся в тело.
– Я знаю, каково тебе пришлось, – ласково продолжала Зоя. Она говорила чуть громче. – Сидеть внутри другого чудовища – слишком неприятно, особенно для тебя, – девушка улыбнулась, пересиливая боль. – Но тебе надо потерпеть еще чуть-чуть, ведь срок твоей царицы пока не пришел…
Хватка ослабла, Зоя вздохнула глубже. Вытянула руки так, чтобы пальцы замком сошлись на затылке неимоверно вытянутого черепа чудовища, а затем рывком прижала его голову к животу:
– Вот, вот, послушай ее, если не веришь этой никчемной оболочке… правильно не веришь, чудовище… я ведь даже не красавица, чтобы мне верить… или любить… подожди, срок придет… ты же умница, послушная умница…
Рывком ее бросили на кровать. Множество крючьев впилось в одежду, стащило, ничего не оставило. Она лежала нагая, задыхаясь от чудовищной тяжести, что глубже вжимала ее в амортизационную подушку койки.
А затем все кончилось.
И стало невыносимо легко.
Глава 28
Биленкин и его монстр
Когда вахта Биленкина перевалила за половину, между ним и пультом управления повис возникший ниоткуда и без всяких шумовых и звуковых сопровождений белый шар.
Шар вращался вокруг своей оси со скоростью, которую Биленкин про себя определил как неторопливую, демонстрируя пилоту бугристую поверхность. Имел он в диаметре полтора-два метра и был подвешен ни на чем, как та Земля в известном пассаже из страданий несчастного Иова, который церковники-мракобесы любили приводить в доказательство, что Бог сотворил именно круглую Землю, которую и подвесил в пустоте, о чем недвусмысленно и сообщил в Священном Писании.
Шар замедлил вращение и вступил в стадию трансформации, будто рука невидимого скульптора принялась нечто из него вылепливать.
Вот по бокам появились отростки. Вот невидимая рука смяла нижнюю полусферу шара и растянула в стороны – еще два отростка. А вот и черед верхней полусферы, где ловким щипком все та же невидимая рука сформировала выступ.
Шар больше не походил на шар.
Теперь в воздухе висело и вращалось нечто, что Игорь Рассоховатович назвал бы грубой заготовкой для человекоподобной фигуры. Ручки, ножки, голова. Так в детских садиках учат детишек лепить человечков.
