Через миг из нашего дома вышла миссис Картер и побежала по лужайке, на бегу расправляя платье. Она покосилась на меня; я поздоровался, но она не ответила. Взойдя на свое крыльцо, она открыла дверь очень осторожно, а потом тихо прикрыла ее за собой.
Я соскочил с ведра и последовал за ней.
Наверное, я все же не назвал бы себя любителем совать нос в чужие дела. Скорее мною двигало здоровое детское любопытство. В общем, я отправился к дому Картеров без всякой задней мысли. Подойдя к их парадному крыльцу, я услышал звонкий шлепок.
Тут я не мог ошибиться. Мой отец был поборником дисциплины; он не раз шлепал меня по мягкому месту. Не вдаваясь в подробности, признаю, что пару раз я заслужил порку и не держал на него зла за то, что он так поступил. Не раз получая то же самое, я съежился, услышав крик боли.
Когда миссис Картер вскрикнула после шлепка, я понял, что мистер Картер ударил ее. Последовал еще один шлепок, за ним визг.
Я подошел к машине мистера Картера. Мотор остывал постепенно, а капот был еще горячим; воздух над ним как будто дрожал.
Я стоял рядом с машиной Картеров, когда мистер Картер выбежал из своего дома.
— Какого дьявола тебе здесь надо? — рявкнул он на меня, направляясь к моему дому.
На пороге показалась миссис Картер, но дальше не пошла. Она стояла в дверях, прикладывая к лицу мокрое полотенце. Правый глаз у нее заплыл, распух и слезился. Когда она меня заметила, у нее задрожали губы.
— Не позволяй ему обижать свою мать, — одними губами проговорила она.
Мистер Картер подошел к нашей кухонной двери и замолотил в нее кулаком. Мне показалось странным, что кухонная дверь закрыта. Летом ее открывали ранним утром и не запирали до поздней ночи; только сетчатый экран уберегал дом от насекомых и других существ. Должно быть, мама…
Я разглядел маму у бокового окна. Она смотрела на мистера Картера, который стоял на нашем заднем крыльце.
— Открывай, шлюха проклятая! — заорал он. — Открывай, или я разнесу твою чертову дверь!
Мама молча смотрела на него, не двигаясь с места.
Я направился к дому, но мама вскинула руку вверх, призывая меня оставаться на месте. Я замер, не зная, что делать. Сейчас я понимаю: с моей стороны наивно было думать, будто я что-то могу сделать. Мистер Картер был крупным мужчиной, даже выше отца. Если бы я как-нибудь попытался помешать ему, он бы прихлопнул меня как муху, которая жужжит над головой.
— Думаешь, можешь превратить мою жену в половую тряпку? — Он снова замолотил в дверь. — Я знал, я так и знал, мать твою, ненасытная шлюшка! Я ведь давно вижу, что между вами что-то происходит. Она вечно ошивается в твоем доме! От нее воняет тобой! Уж я-то сразу почуял! Ну, теперь с тебя причитается! Как там говорится — око за око, зуб за зуб? Или, может, лучше выразиться по-простому — сиську за жопу? Хватит, сучка, нагулялась! Теперь плати! Бесплатно ничего не бывает!
Мама отошла от окна.
Миссис Картер у меня за спиной истерически зарыдала.
Мистер Картер развернулся и злобно ткнул в нее пальцем:
— Заткнись, мать твою! — Лицо у него побагровело. На лбу выступил пот. — И не надейся, что я с тобой закончил! Когда разберусь здесь, у нас с тобой будет длинный и тяжелый разговор. Ты уж мне поверь. Когда я покончу с этой потаскушкой, я займусь тобой. Думаешь, тебе сейчас больно? Погоди, пока я вернусь — тебя ждет десерт!
И тут дверь открылась. На порог вышла мама и поманила его пальцем.
18
Портер — день первый, 10.40
Эмори поняла, что ее сейчас вырвет.
Едкая густая желчь подступала к горлу. Эмори с трудом сглотнула и поморщилась от мерзкого послевкусия.
Глубоко задышала открытым ртом и заплакала.
Он отрезал ей ухо! Какого черта! Почему…
Ответ пришел почти сразу, и она едва не задохнулась и закашлялась. Жгучие соленые слезы текли по лицу и капали на колени. Она пыталась вытереть лицо, но слезы не останавливались.
Она задыхалась и икала, все ее тело сотрясалось. Лило не только из глаз, но и из носа. Когда ей казалось, что она начинает успокаиваться, откуда-то снова подступали страх, боль и гнев — и все повторялось сначала, лишь немного слабее, чем раньше.
Припадок наконец прошел, и дыхание успокоилось. Эмори долго сидела неподвижно. Голова стала странно пустой и легкой, зато болело все тело, ныли мускулы, лицо распухло от слез. Она ощупала наручники, все еще надеясь, что они не настоящие, а игрушечные или такие, которые продаются в магазинах для взрослых — о таких ей рассказывала подруга Лори. По словам Лори, ее бойфренд предлагал поиграть с ними, но она наотрез отказалась.
Никакой кнопки, отпирающей наручники, она не нашла; браслет плотно сидел на запястье. Наручники невозможно отпереть без ключа. Можно попробовать взломать замок, но для этого надо найти шпильку, булавку или что-то подходящее. Нужно поискать…
Кого она обманывает? Она понятия не имеет, как взламывать замки.
Эмори прекрасно знала о существовании Убийцы четырех обезьян. О нем знали все жители Чикаго, а возможно, и весь мир. Известно было не только то, что в городе орудует серийный убийца. Все с ужасом говорили о том, как он мучает похищенных девушек, прежде чем убить их: отрезает части тела и посылает родственникам. Сначала ухо, потом…
Свободная рука Эмори непроизвольно метнулась к глазам. Хотя ее окружал сплошной мрак, все же она различала очертания предметов; он пока не тронул ее глаза.
Пока… Может быть, он до них доберется, когда возвратится сюда.
Сердце у нее забилось чаще.
Сколько осталось времени до того, как…
Нет, нельзя о таком думать. Нельзя, и все.
Нельзя думать о том, что кто-то вырежет ей глаза, пока она еще жива.
«И язык тоже, дорогуша. Не забывай про язык. После уха и глаз он вырезает язык и посылает обрубок мамочке и папочке. Незадолго до того, как…»
Голос у нее в голове казался странно знакомым.
«Ты не помнишь меня, милая?»
Она кое-что сообразила — и сразу же почувствовала, как изнутри поднимается гнев.
— Ты не моя мама! — сквозь зубы процедила Эмори. — Моя мама умерла!
Боже! Она сходит с ума. Разговаривает сама с собой. Может, это от укола? Что он ей вколол? Неужели у нее галлюцинации? Или она просто спит и видит страшный сон, побочное действие. А потом она…
«Милая, все неприятные последствия ты сможешь обдумать потом, когда у тебя будет больше времени. А сейчас постарайся придумать, как отсюда выбраться. До того как он вернется. Ты не согласна?»
Эмори поймала себя на том, что кивает.
«Я желаю тебе только самого лучшего».
