Татуировка на внутренней стороне правого запястья — цифра 8, символ бесконечности?
— Отношения Эмори и Тайлера.
— Реконструкция лица.
— Клэр: Монтгомери-Уорд-парк, проверить онкологические центры.
— Нэш и Портер допрашивают Тайлера.
— Клоз: квитанция из химчистки, отсмотр записи с камеры — удастся ли разглядеть его лицо?
— Уотсон — консультация у дяди насчет часов. Информация о матери Эмори.
Отец приехал домой с работы ровно в 17.43. Его черный «порше» вполз на дорожку, как дикая кошка, которая охотится за ночной жертвой; мотор мурлыкал от радостного возбуждения. Он вышел из машины и поставил портфель на крышу.
— Как делишки, приятель?
Должно быть, какую-то часть пути он проехал с опущенным верхом, потому что волосы у него были растрепаны. Отец никогда не ходил растрепанным; он всегда тщательно укладывал волосы. Заметив мой взгляд, он провел рукой по своей густой шевелюре; все снова стало правильно.
Я испуганно покосился на наш дом. Хотя с тех пор, как туда зашел мистер Картер, прошло несколько часов, он так и не вышел. Миссис Картер тоже исчезла, за что я был ей очень признателен. Рыдать, стоя на крыльце, не к лицу настоящей леди, даже такой хорошенькой, как миссис Картер.
— Я проголодался, — сказал отец. — А ты? Наверное, твоя мама готовит нам настоящий пир. Пойдем-ка есть! Что скажешь? Как тебе мое предложение?
Он взъерошил мне волосы своей большой рукой. Я попытался увернуться, но он снова взъерошил мне волосы, расплывшись в улыбке:
— Ладно тебе, приятель! — Одной рукой он подхватил портфель, другую положил мне на плечо и повел меня к дому.
Внутри у меня все сжалось; мне показалось, что сейчас меня вырвет, но скоро тошнота прошла. Я старался шагать как можно медленнее, только, конечно, у меня ничего не вышло. Отец без труда тащил меня за собой.
Мы поднялись на заднее крыльцо и толкнули дверь на кухню. Я затылком чувствовал на себе взгляд миссис Картер. Обернувшись, заметил, что она стоит у окна и наблюдает за нами. Она прикладывала к лицу что-то, похожее на упаковку замороженного горошка.
Мама стояла у раковины и мыла посуду. Когда мы вошли, она радостно улыбнулась и поцеловала отца в щеку:
— Как прошел день, милый?
Отец тоже поцеловал ее и поставил портфель на столешницу.
— Как обычно… м-м-м, как вкусно пахнет! Что там у тебя? — Он потянул носом воздух и подошел к большой кастрюле, стоявшей на плите.
Мама положила руку ему на плечо:
— Я приготовила говяжье рагу, твое любимое! Что же еще?
Я в полном недоумении озирался. Осмотрел кухню, за ней гостиную и коридор. Двери в обе спальни и ванную стояли открытые. Я не заметил никаких признаков мистера Картера. В том, что он не выходил из нашего дома, я не сомневался: он бы непременно прошел мимо меня. Он бы…
— Да, пахнет восхитительно, — вполголоса произнес отец. — Приятель, ну-ка, накрой на стол! А я налью себе чего-нибудь покрепче и со льдом.
Мама широко улыбнулась мне:
— Ставь глубокие тарелки и большие тарелки, милый. Пожалуй, возьми красный сервиз. Он красивый!
Наверное, глаза у меня сделались огромные, как блюдца, но мама как будто ничего не замечала. Весело насвистывая, она надела перчатки для духовки и перенесла кастрюлю с рагу на стол.
Ненадолго я застыл на месте, не сводя с нее взгляда; потом подошел к ящику, где мы хранили столовое серебро, и достал три суповые ложки. Хотя за последний год здорово вырос, я еще не дотягивался до навесной сушилки, в которой стояли тарелки. Для таких случаев мы держали на кухне маленькую стремянку. Я влез на нее, взял три тарелки и начал накрывать на стол.
На кухню вернулся отец; он нес свое «покрепче и со льдом». Заняв место за столом, он повязал салфетку.
— Ну, приятель, чем ты сегодня занимался? — спросил он меня.
Я покосился на маму, но та деловито нарезала хлеб.
Мистера Картера не было ни на кухне, ни в спальнях, ни в гостиной; иначе отец непременно увидел бы его. И из нашего дома он не выходил; я знал это точно.
— Да так, слонялся, и все, — сдавленным голосом ответил я.
Мама поставила хлеб на стол и села. Взяв мою тарелку, она зачерпнула половником в кастрюле и налила мне до краев.
— Всем большие порции! — Она лучезарно улыбалась.
Я не отрываясь смотрел на суп.
Отец улыбнулся маме:
— А ты? Как у тебя прошел день?
Мама налила ему столько же, сколько и мне.
— У нас здесь все тихо… Даже рассказывать не о чем.
Я не отрываясь смотрел на суп.
Мистера Картера нигде не было видно.
Она же не… не может быть!
Когда я потянулся за ложкой, внутри у меня все сжалось. Мне показалось, что сейчас меня вырвет так, как никогда не рвало раньше. Я старался не дышать, не вдыхать аромат мяса и специй, поднимавшийся от тарелки. Рагу в самом деле пахло восхитительно, а к моему горлу подступала желчь.
У меня на глазах отец зачерпнул полную ложку и начал с аппетитом есть. Мама тоже ела, искоса поглядывая на нас. Я наблюдал, как она улыбается, как промокает губы салфеткой.
— Нравится? — спросила она. — Я приготовила его по новому рецепту.
Отец радостно закивал:
— По-моему, ты никогда не готовила более вкусного мясного рагу. Дорогая, ты — просто кулинарная волшебница!
— Можно мне выйти? — спросил я; внутри все переворачивалось.
Мама и отец повернулись ко мне, жуя бедного мистера…
И тут из подвала послышался громкий стон.
Мы с отцом дружно развернулись на звук; мама не двинулась с места. Она продолжала есть, глядя в свою тарелку.
— Что там…
Звук послышался снова — на сей раз ошибки быть не могло. Внизу стонал мужчина.
Отец встал:
— Это из подвала.
— Сначала доешь, милый, — посоветовала мама.
Отец медленно подошел к двери, ведущей в подвал.
— Что происходит? Кто там?
— У тебя рагу остынет. Холодное оно уже не такое вкусное.
Я встал и зашел отцу за спину; он потянул ручку двери.
Мне не хотелось спускаться в подвал. Ступеньки были крутыми и скрипели даже от самого малого веса. Стены были сырыми и грязными. На потолке обитало больше пауков, чем в лесу за нашим домом. Источник света был только один: голая лампочка посреди комнаты. Меня всегда одолевал страх, что лампочка перегорит, когда я буду внизу. Если она перегорит, выхода уже не будет. Я останусь в подвале навсегда, и пауки будут по одному, один за другим, спускаться на меня.
