Не помню, как я заснул, но, наверное, в какой-то момент отключился, потому что проснулся в своей постели, в лучшей пижаме. Виски ломило от страшной боли — такой я в жизни не испытывал. Утреннее солнце заглядывало в щели жалюзи и так пекло глаза, что, казалось, я ослепну.
Вчера ночью отец отругал меня за то, что я напился. Я пробовал объяснить, зачем это сделал, но он и слушать меня не хотел. А может, и хотел. Не помню; события вечера слились в одно размытое пятно.
Откинув одеяло, я спустил ноги на пол.
Хотя я старался двигаться очень осторожно, от касания к полу боль прошла по всему телу и добралась до больной головы. Мне хотелось вернуться под теплое одеяло и проспать годик-другой, но я понимал, что, если скоро не встану, родители придут меня искать. В нашем доме, если ты не сидел за завтраком в девять, служба закрывалась и ты оказывался перед холодильником с пустой тарелкой и бурчащим животом. Видите ли, мама запирала холодильник. Ровно в девять она запирала холодильник на блестящий навесной замок. Он оставался запертым до обеда, и то же самое повторялось во время ужина. Хотя я вполне мог попоститься до полудня, чувствовал, что полный желудок поможет мне быстрее справиться с последствиями вчерашнего вечернего кутежа и, возможно, мне даже станет легче.
Вчерашняя одежда грудой лежала у меня в ногах; я уже собирался надеть ее, когда почувствовал, что от моей футболки пахнет рвотой. Я не помнил, чтобы меня рвало, правда, у меня не было никаких причин полагать, что отвратительный запах исходил от кого-то, кроме меня. Кого еще могло стошнить в моей комнате? Просто нелепо. Нет, скорее всего, меня все-таки тошнило. Видимо, бурбон устремился наружу через входные ворота. Я выпил столько, что в моем маленьком организме больше не осталось места…
Я оставил кучу одежды на полу, велев себе сжечь ее при первом же удобном случае, и достал из комода чистые джинсы и рубашку. Потом вышел в коридор и отправился на кухню.
— Вот молодец, сынок! — просиял отец, сидевший за тарелкой, полной яичницы и сосисок. — Садись! Жирная пища утихомирит твой желудок. Конечно, ты еще молод для похмелья, но похмелье — именно то, что тебе сейчас нужно после того, сколько ты выпил вчера ночью!
Я с трудом добрался до стула и сел, тяжело дыша. Внутри все переворачивалось. Бурбон — напиток для мужчин, и я собирался вести себя как мужчина. Не хотел показывать слабость под внимательным взглядом отца.
Отец привстал и налил мне полный стакан апельсинового сока. Потом с видом фокусника, который достает кролика из черного цилиндра, сдернул салфетку, под которой стояла стопка.
— Подобное лечат подобным, сын мой. Вот тебе лучшее средство для опохмела. Кентуккийский бурбон — самый быстрый способ справиться с похмельем, известный в цивилизованном мире. — С широкой улыбкой он придвинул ко мне стопку.
Я смотрел на стопку налитыми кровью глазами, бледный, и ждал, когда он скажет, что пошутил, но отец молчал. Потом он придвинул стопку ближе ко мне:
— Выпей, приятель. Обещаю, тебе сразу полегчает!
— Правда?
Он кивнул.
Я осторожно поднес стопку к губам. Голова у меня раскалывалась. Я втянул носом аромат теплой карамели и ванильного теста.
— Давай быстрее. Настоящие мужчины умеют пить бурбон одним глотком, не пролив ни капли!
Сделав глубокий вдох, я опрокинул в себя содержимое и заставил все проглотить, поморщившись, когда жидкость ожгла мне пищевод и желудок. Мне показалось странным, что я чувствую ее внутри. Никогда раньше я не задумывался о том, какой путь проделывают пища и напитки внутри меня. Спиртное — в самом деле странная штука!
— Поставь стопку на место! — весело приказал отец.
Я послушался, и стопка ударилась о дерево так сильно, что я не сомневался: сейчас она разобьется у меня в руке.
Отец захлопал в ладоши от радости:
— Вот молодец сынок!
Я вытер губы рукавом; мое дыхание пахло бурбоном. Оно напоминало пригорелый тост с патокой.
Отец и себе налил чуть-чуть. Выпил и тоже с маху поставил стопку на стол. Крякнул, передернулся, глубоко вздохнул и посмотрел на меня. Неожиданно он посерьезнел.
— Я хочу, чтобы ты запомнил сегодняшний день как свою первую выпивку. Думаешь, у тебя получится, приятель? Когда станешь старше и будешь вспоминать свою жизнь, я хочу, чтобы ты вспомнил, как впервые попробовал запретный плод, выпил бурбона со своим стариком. Вот что значит настоящая дружба отца и сына. Забудь о том, что было вчера; забудь, как ты выпивал с нашей славной соседкой-шлюшкой. Забудь, из-за чего тебе пришлось выпивать. Когда ты станешь старым, я не хочу, чтобы ты вспоминал, как напился с миссис Картер. Не хочу, чтобы ты вообще о ней думал. Помни только то, что происходит сейчас. Ну, как по-твоему, приятель? Сможешь — или ни за что?
Я немного подумал и кивнул:
— Смогу, отец. — Я широко улыбнулся. — Точно смогу.
— Честное-пречестное?
Я поднес свою руку к его руке, мы сплели мизинцы, и я дал слово.
— Вот и хорошо, потому что первый раз должен быть именно таким. Первый раз надо выпивать с собственным отцом, а не с бешеной сучкой-соседкой.
Я никогда раньше не слышал, чтобы он ругался; и мама тоже. Мои родители не произносили грязных слов. Конечно, сами слова я уже слышал; я слышал их много раз в школе и от других взрослых, но никогда от отца, никогда произнесенные его голосом.
— О, прости, приятель. Нехорошо при тебе употреблять такие слова. И ты, пожалуйста, никогда никого так не обзывай, особенно женщину. Я подаю тебе плохой пример. А ведь сам же всегда повторяю, что женщин надо холить и лелеять и обращаться с ними с крайним уважением. Если, конечно, они не совершают чего-то неподобающего с твоей женой. Если не делают такого, что может происходить только между женатыми людьми. А она ведь это делала, да?
Я опустил голову и вспомнил, как подсматривал вчера за мамой и миссис Картер. Понятно, что отец имел в виду именно это; ему не нужно было все объяснять на пальцах. Я медленно кивнул.
— Я не злюсь на твою мать, совсем не сержусь. Миссис Картер — красивая женщина. Красивая молодая женщина. Видишь ли, бывают люди настолько привлекательные, что они буквально зачаровывают всех вокруг. Здравый смысл уходит прочь, и внутри тебя остается пустота, которую, как тебе кажется, можно заполнить только этим человеком. Наверное, наделив желанием, Создатель стремился сделать нас более цельными; Он, так сказать, добавил приправ для полноты картины — все как у пчелок, птичек и так далее. Влечение заставляет мир вертеться. Оно заставляет нас порождать себе подобных, и мы, когда находимся в соответствующем состоянии, делаем глупости… Ты подумай, как я разболтался! Не успеешь оглянуться, как окажется, что мы с тобой ведем разговор о важных вещах, а я не уверен, что ты уже готов к такому разговору. Кстати, я не уверен, что имею право произносить такие речи. — Отец наклонил бутылку и поболтал коричневую жидкость. — Иногда эта штука делает все только хуже — желание, влечение. А иногда — наоборот, становится лучше. Я не возражаю против того, чтобы время от времени выпивать, но предпочитаю сохранять голову на плечах, особенно когда приходится иметь дело с дамами. Алкоголь лишает нас здравомыслия.
