В настоящей жизни так не бывает. Я видел, как люди прощались с жизнью; их было много, больше, чем я могу сосчитать. В самом конце у всех появляется такое же выжидательное выражение; они смотрят на дверь и ждут, что вот-вот появится их спаситель. Только он не приходит. В настоящей жизни спасти себя можно только самому.
Ей удалось отбить с трубы кусочек краски, и больше ничего. На самой трубе не появилось даже вмятины. Правда, она старалась, и именно это показалось мне важным. Когда они сдаются, игра быстро надоедает.
Я понимал, что она сдастся. Рано или поздно. Они всегда сдаются.
— А может, я вовсе и не хочу разбить трубу, — сказала она. — Может, я хочу разбить раскладушку! — Она помахала правой рукой и дернула цепь наручников.
Я нахмурился:
— Но даже если вы отделаетесь от раскладушки, вторая ваша рука все равно останется прикована к водопроводной трубе. Чем вам это поможет? Вы по-прежнему останетесь прикованной к трубе, только вам не на чем будет спать. Так что ваши действия приведут к обратным результатам.
Она обхватила пальцами металлический каркас раскладушки и поджала губы:
— Я возьму трубку и сломаю шею твоей матери. Потом отниму у нее ключи и выберусь отсюда.
Я склонил голову набок. Ее новый план был лучше, чем предыдущий, но и в нем имелись изъяны.
— А что, если мама не носит с собой ключей? Что, если они у отца? А может, они вообще остаются наверху, на кухне, на гвоздике у двери черного хода? Зачем брать их сюда с собой? В конце концов, совсем нетрудно без ведома человека снять у него что-нибудь с руки или вынуть из кармана!
В доказательство своих слов я поднял руку и разжал пальцы. У меня на ладони лежали ее часы — крошечные, марки «Таймекс», с фальшивыми бриллиантами.
— Как? — ахнула она. — Когда ты успел?
Я невольно хихикнул:
— Подобрал с пола. Наверное, ремешок перетерся.
Я бросил часы на раскладушку.
— Значит, тебе все равно, что я собираюсь причинить боль твоим родителям, чтобы выбраться отсюда?
— Ваша реакция вполне естественна. Не могу винить вас, за такие мысли. Если загнать в угол зверя, он тоже будет кусаться и царапаться, чтобы вырваться на волю. А человек по большому счету ничем не отличается от зверя: инстинкт самосохранения и так далее, — ответил я. — Будь я на вашем месте и будь у меня возможность прямо сейчас причинить вам боль, непременно так бы и поступил. Более того, боль, которую способен причинить я, была бы гораздо хуже. Так оно всегда бывает. Мы наносим друг другу удары, один за другим, один за другим, пока кто-то не сдается. Наверное, вам стоит подумать вот над чем: кто сдастся первым? Вы или мои родители? Вы или я? Потому что, в конечном счете, если вы не верите в то, что вы сильнее, чем ваш противник, драка — напрасная трата сил. В таком случае разумнее направить свои силы в другое русло и попробовать что-нибудь еще.
Миссис Картер покосилась на часы, но не сделала попытки взять их.
— Если ты отпустишь меня, мне не придется причинять боль ни твоей маме, ни твоему отцу. И им тоже не понадобится причинять боль мне; я никому ничего не скажу, обещаю! Саймон был плохим человеком; он сам напросился. Твои родители оказали мне услугу. Они освободили меня. Я их должница. Им не нужно из-за меня волноваться. Обещаю тебе, я не причиню вам вреда. И все останутся в выигрыше.
— Вы нарушили правила, — тихо напомнил я. — К сожалению, у всего есть последствия.
— Почему я нарушила правила? Потому, что позволила мужу избить меня?
— Лучше задуматься, за что вас избил муж.
Еще одна слеза пролилась из ее глаза и покатилась по щеке. Она пыталась вытереть ее, но из-за наручников не дотягивалась до лица.
Сев на край раскладушки, я достал из заднего кармана носовой платок и вытер слезу. Она посмотрела на меня, но ничего не сказала.
— Я нашел фотографию.
— Какую фотографию?
— По-моему, вы прекрасно знаете какую.
Она побледнела:
— Ты должен ее спрятать!
— Со мной была мама; теперь фотография у нее. Не знаю, что она с ней сделала.
— Отец ее не видел?
— Еще нет, — ответил я. — Но это не значит, что он ее не увидит.
— Но ведь ты ему не скажешь?
Я не ответил; видимо, она все поняла по моему лицу.
— Если он увидит ту фотографию, он сделает больно не только мне; плохо придется и твоей матери. Ты этого хочешь?
Я снова промолчал.
46
Портер — день второй, 6.53
Войдя в оперативный штаб, Портер увидел, что Нэш, Клэр и Уотсон столпились вокруг стола и смотрят в экран ноутбука. Нэш поднял голову и поманил его, спросив:
— Ты хоть поспал?
— Не получилось. А вы?
По их красным, воспаленным глазам Портер понял, что ни один из них не спал ночью. Портер бросил плащ на спинку стула и подошел к остальным.
— Нашли что-нибудь?
— Кое-что нашли. Во-первых, подружка Эйсли не подвела. Вот, полюбуйся! — Нэш развернул ноутбук монитором к Портеру.
— Это голова из Музея восковых фигур мадам Тюссо?
Уотсон показал на изображение:
— Она выварила череп, затем наложила прокладки, имитирующие мышечную ткань, — в двадцати с лишним местах — и заполнила углубления специальной глиной. Я слышал о том, что криминалисты-антропологи так воссоздают лица, но никогда еще не видел результата. Производит сильное впечатление. И так быстро… По словам Эйсли, она приступила к работе вчера в семь вечера.
— Погодите, — нахмурился Портер. — Это и есть Обезьяний убийца?!
Уотсон продолжал, словно не слышал его:
— Волосы у нее были; они пострадали не так сильно, как лицо. Даже часть зубов сохранилась, так что челюсти у нее тоже были. Цвет глаз известен… По-моему, сходство вполне близкое. Я смотрел ее страницу в «Википедии». Обычно она работает с черепами коренных американцев, обнаруженными на раскопках; там куда больше неизвестных, многое приходится додумывать. Ну а здесь она могла добиться точного сходства.
— По-моему, Уотсон запал на подружку Эйсли, — заметил Нэш.
Уотсон покосился на него:
— Я просто подчеркиваю, что, по моему мнению, мы получили довольно точный портрет Обезьяньего убийцы. К тому же она создала реконструкцию за рекордно короткий срок, только и всего. Художественность исполнения и искусность потрясающие. Такой точности невозможно добиться с помощью одной компьютерной графики; тут нужен особый дар.
— Мне прямо страшно стало, — признался Нэш. — Он как будто следит за тобой. Как один из тех портретов, на которых глаза смотрят на тебя в упор, где бы ты ни находился. Мурашки по коже!
