Артист знал. А вот сопливый юнец, которого он пригрел, обучил всему и принял как сына, понятия не имел. Не знал он и о том, что связался с отъявленными головорезами, на чьём счету – множество жизней.
Пьяного Воронова оставили отсыпаться в подсобке у Ромова. Там он провалялся сутки. Первым вопросом было: где Артист?
– В Зоне, – сообщил Денис. – Твой долг отрабатывает… И как ты умудрился попасться на удочку этих?..
Саша – Спамом он себя называть стыдился – едва оторвал от подушки тяжелую голову, ощупал набухшую свежим синяком скулу, куда прилетел один из лёгких ударов мучителя в камуфляже. Тот, что потяжелее, должно быть, оставил ровный отпечаток кулака на рёбрах.
– А что я мог сделать, – простонал Воронов, садясь и оглядывая подсобку.
Он понимал, что Артист разочаровался в своём ученике, и спасение из лап вымогателей – последний дружеский шаг с его стороны. Всё, кончилась дружба! Сталкер тренировал парня, видя в нём себя. Таким же пришел он когда-то в Зону, возмужал и теперь хотел передать опыт, сталкерскую эстафету. Но Воронов эстафету не принял, лишь в дерьме извалял доброжелателя.
Вечером грянул мощный выброс. Отлёживающийся в подсобке Спам вскочил с топчана и выбежал в основной зал. Немногочисленные посетители ошалело смотрели друг на друга.
– На сутки раньше… – выдохнул один из пьянчуг. – Как же ребята, которые в Зоне? Они же и укрыться не успели…
Не успели многие. Как позже узнал Воронов, десятки сталкеров попали под выброс, обратились в бессловесных зомби и побрели к линии Рубежа. Страшное было зрелище. Молодой летёха, командир пулемётного расчёта Журавлёв отдал приказ стрелять, и гавкающие очереди срезали зомби одного за другим. Изорванные пулями тела внесли на территорию блокпоста, куда уже спешили со всего города растрёпанные женщины – жены и матери сталкеров, ушедших накануне в Зону. Они выли над окровавленными покойниками, проклинали военных.
Спам не решился подойти. Он боялся увидеть среди мертвецов Артиста. Час спустя пришел мучитель.
– Жаль твоего друга, – сообщил он бесстрастно. – Зомбак был.
– Теперь мне за артефактами идти? – тоном смертельно больного поинтересовался Воронов.
– Незачем. При зомбаке сумка была, а в ней – все требуемые артефакты. Если бы не выброс… В общем, живи, парень, но не забывай Артиста.
И ушел, позволяя Саше Воронову остаться наедине со своими кусачими мыслями.
Погибших во время выброса кремировали тем же днём, а прах развеяли по ветру над чёрными берёзами, куда все сталкеры Надеждинска приходили перед уходом в рейд. Стихийное прощание всколыхнуло город. Сотни жителей Надеждинска стекались рыдающим людским потоком к окраине, чтобы навсегда проститься с близкими.
Мрачный, погруженный в свои мысли Спам натолкнулся в толпе на Верещагина. Тот выглядел озадаченным, он явно узнал Воронова и теперь пытался вспомнить, где с ним пересекался. Наконец, протянул парню руку – вопреки сталкерским суевериям.
– Воронов, верно?
Саша кивнул.
– Ничуть не изменился, – потом, словно извиняясь, сказал: – Там есть вакансии, загляни в комендатуру, как время будет. Вот, к Калинину зайдёшь, – указал на одного из дознавателей, который возник рядом, будто из-под земли.
Спам кивнул, а Верещагин, обернувшись к кому-то из бредущих к окраине, принялся втолковывать:
– Да все прекрасно понимают, что тут полгорода – сталкеры с семьями, но ничего сделать не можем. Заречный обещал новый пропускной режим сделать, может, удастся отсекать. А так – сотнями гибнут каждый год…
Сумеречным сентябрьским вечером Саша перебрался через оживлённую магистраль, пересёк небольшой хвойный лесок, отделяющий линию Рубежа от мира живых, и направился к разведанной Артистом тропке. Ночью он пробрался в Зону, оставив свою потасканную личность, «ры-го-ту», по ту сторону, окончательно став Спамом.
Он не хотел становиться героем. Желал лишь разобраться в себе. Но Зона дохнула смрадом: ты! Да, да, ты – тощий, с пустым взглядом и синяком на скуле, шаг вперёд, за линию Рубежа. За шиворот тебя – и в пекло!..
* * *
В бункере у торговца Гривы пахло свежей хвоей и сосновой смолой. А ещё – мандаринами.
– К Новому году готовишься? – поинтересовался широкоплечий сталкер, протискиваясь в узкий дверной проём.
Его, тридцатилетнего прибалта, все называли Юргенсом.
– Типа того, – хохотнул вышедший навстречу торговец, мужик лет сорока с пышной бородой и копной рыжих волос вместо стандартного сталкерского «ёршика». – Домофон видел?
Сталкер кивнул.
– Во-от. Домофон установил, ковёр на пол постелил. Ты, кстати, разувайся… Кресла поставил, торшер.
– Зачем в бункере торшер?
– Чтобы ощущать себя, как дома. Задолбался я сидеть в подвале.
– Зато никакой мутант тебе башку не оттяпает.
– И то верно… Но заедает всё. Заказал тут сталкерам недавно ковёр, кресла, книги. Сижу, кофе варю – кофеварку, кстати, тоже приволокли – и книжки читаю. Знаешь такого Шарова?
Юргенс отрицательно мотнул головой.
– Сказочник феерический. Читаю его талмуд про Зону. Об аномалиях мужик вообще ни черта не знает, о мутантах слышал через десятые уши и пятый язык. Мрак, в общем. Красивая сказка. Знаешь, как твоё ползанье в грязи называется у этого писаки? «Приключение» – во как.
Сталкер фыркнул.
– Ага. Я сначала обалдел: какое, нафиг, приключение, когда каждую минуту тебя убить могут. Хочешь почитать?
Юргенс смерил торговца взглядом.
– Ладно, шучу… Проходи. Я же ёлку поставил.
– Чтобы «ощущать»? – иронично поинтересовался сталкер.
– Ага. Не наряжал, правда, ещё… – Грива прошел в просторное помещение, уставленное ящиками и тюками. Посреди комнаты, упираясь в потолок, стояла пушистая ель.
– Счётчиком Гейгера проходился по ней? – недоверчиво спросил прибалт.
– Обижаешь… Это из-за Рубежа.
– И в какую сумму тебе обошлось провезти через блокпосты ёлку?
Торговец иезуитски улыбнулся:
– А я не одну ёлку провозил. Четыре. Одну себе, а три – на блокпосты военным.
Юргенс с опаской покосился на ель, окинул взглядом захламлённое помещение с двумя креслами и ворсистым ковром в дальнем углу.
– Так сентябрь же. Не рано ёлку ставить?
– Вот тут самое интересное, – торговец словно ждал этого вопроса, – я раздобыл несколько артефактов «Морозко». Положил их в погребок, чтобы температура была минусовая, туда же ёлки, сосны. В общем, колючесть всякую. Они замёрзшие там пролежат до следующей весны, если потребуется.
– Не осыплются? – вновь подверг сомнениям доводы собеседника сталкер.
