Времена бывают хорошие, когда богов встречают изредка и лишь там, где им быть должно. Это значит, что в мире царит равновесие. Какое-то время происходит множество странных вещей. Некогда холодный туман был только в урочищах. Если появлялся глупец, который желал сделаться Деющим и шел в урочища, обычно он погибал: порой встречался с богами, а порой его выбирал туман. Теперь же туман возникает в разных местах. Он движется. Появляются умершие, появляются чудовища или разумные животные. Слишком часто. Равновесие пало. Появились новые враги, а старые ведут себя как одержимые. Мир сошел с ума. Так бывает, когда боги начинают сражаться друг с другом. Я дам тебе один настоящий совет. Держись подальше от богов, Деющих и холодного тумана. Найди тех, кого ищешь, и уезжай себе за море. Когда случается чудо, дураки подходят и таращатся с раскрытым ртом. Человек рассудительный берет руки в ноги, потому что из таких дел никогда не выходит ничего хорошего. Это был дельный совет. Запомни его, Спящий-на-Дереве, он тебе пригодится.
Иди в порт, который зовут Змеиной Глоткой. Там, где встречаются три фьорда. Наступает осень. Корабли возвращаются с южных путей на зимние лежбища. Будет большая осенняя ярмарка и тинг. Куда бы ни направлялись те, кого ты ищешь, если они шли по Пустошам Тревоги, то рано или поздно должны были туда добраться. Потом – уже не знаю. Взошли на корабль и уплыли, или отправились каким-то из трех фьордов на юг к стране Огня, или ушли дорогами через Соленые горы, или побережьем, в страну Ремней. А может, в пущу. Но они наверняка проходили через Змеиную Глотку. Ступай туда и ищи. Сегодня я больше не хочу играть. Ты меня и так постоянно обманываешь.
– Меньше твоего, – ответил Драккайнен.
Старик собрал вещи и взгромоздился на козлы своей повозки.
– Найди дорогу, Воронова Тень, – сказал Драккайнен.
– Абы не твою, – рявкнул тот и чмокнул ослику.
– Я всего лишь хотел быть вежливым, – крикнул ему вслед Странник.
Скрипенье колес стихло, и Драккайнен остался на холме один, в обществе коня, трупов, сидящих в каменных шалашах, да воронов.
– Ну, значит, едем к порту на осеннюю ярмарку, – сказал он Ядрану. – Куплю там тебе баранок или чего-нибудь такого.
Он свернул попону и одеяло, после чего стал упаковываться, пряча припасы и разбросанные вокруг костра мелкие вещички. Ядран внезапно поднял уши и издал предупреждающее рычание.
На седле расселся ворон размером с орла, антрацитово лоснящийся. Чистил большой клюв о луку и смотрел нагловато.
– Пошел прочь! – каркнул триумфально.
– Я сейчас тебе дам «пошел», ворюга! – рявкнул Драккайнен и ухватился за лук, но ворон рванул в небо, махнув огромными крыльями, и смешался со стаей птиц, что обсели высокие крыши домов.
– Ловкач, – процедил Странник и снова спрятал лук в сагайдак. Все равно ничего бы с того не вышло. В месте этом крутилось минимум двести воронов, летающих, топчущихся по крышам, словно мухи по говну, и громко каркающих, – и все были совершенно одинаковы.
Он позвал Ядрана и оседлал его, потом нагрузил остальным добром и уехал. Каменная древняя дорога закончилась, словно спряталась в траве. Дальше вела узкая заросшая тропа, та самая, которой уехал Воронова Тень, и вела она более-менее в нужном направлении. Когда Драккайнен исчез в лесу ниже покрытого порыжевшей травой луга, с одной из островерхих крыш снялся большой черный ворон и полетел за ним.
Глава 4
Перевернутый журавль
Молодые лисы спят в норе,
Молодые пантеры резвятся средь трав.
И лишь щенки владык
Ночь сторожат, щеря клыки.
Кремень, сын Пращника – каи-тохимон клана Скалы, Кодекс Владыки
– Открой глаза, ленивец, день наступил! – Так начиналось каждое мое утро с той поры, как исполнилось мне пять лет. С первым проблеском синеющего небосклона, резким, хриплым голосом Учителя, привычным к командам, выкрикиваемым в строю атакующей тяжелой пехоты и более подходящим для военного лагеря, а не для императорского дворца. Так он пробуждал меня и моих братьев, чтобы гнать нас на тренировки еще до скромного завтрака.
Дождь ли, снег ли, бежали мы садом в сероватом свете утра, чтобы поднимать тяжести, преодолевать препятствия и учиться бою на палицах и голыми руками. Лишь когда вставало солнце, озябшие или запыхавшиеся, возвращались мы в баню, чтобы омыться в нескольких ведрах ледяной воды. После надевали мы на покрытые синяками и замерзшие тела простые одежды из сурового полотна. Штаны, рубаха и куртка. Войлочные сапоги с плетеными подошвами. Выглядели мы как солдаты или простецы. Только одежда наша была чиста, цела и комплектна. Была она практичного бурого или серо-синего цвета, с несложным узором.
Все время: спешка и трость в руках Учителя, скромная одежда, скупая, простая еда. Наша баня выстроена была из лучшего красного дерева и полированного мрамора. Ведра, из которых поливали нас водой, изготавливали из панцирей огромных черепах и оправляли в лунное серебро. И все же не получали мы и малого избытка. Никаких изысканных мыл, никаких духов и ароматных масел. Обычная вода, притом холодная как лед.
На завтрак садились мы в зале, полном бесценных ваз и статуй, среди простой кирененской мебели, сделанной так, как если бы создавал ее сам Бог. На столе появлялись чудесные хрупкие тарелки из драгоценного, покрытого лаком дерева, фарфора или раковин, но в тарелках и мисках лежало лишь немного хлеба, паста из гороха или рыбы, горсть каши либо пара ложек супа. И все. По крайней мере обычно так. Когда же отцу не приходилось править, он сам выходил из императорского дворца и возвращался в свой павильон. Тогда мы ели с ним ужин при свете огня в очаге либо в саду, среди скал, ручьев и изогнутых драгомерий, на столе же появлялись десятки изысканных блюд. Тогда возвращалось наше детство. Мы слушали, как мать играет на синтаре и поет кирененские сказки и как отец рассказывает нам свои забавные историйки. Но видели мы их не всегда. Обычно был с нами лишь Учитель, ледяная вода, грубая одежда и скромная пища. Бесконечные часы тренировок. Каллиграфия, языки, стратегия, история, поэзия, политика, конная езда, стрельба из лука, бой копьем, палицей, мечом, ножом, двумя саблями, бой рукопашный и плавание.
До десятого года жизни я даже не ведал, что я – будущий владыка. Жил я при дворе, состоящем из множества павильонов, выстроенных моим дедом среди садов, называемых Облачными Палатами. Двор был точной копией обычных поместий высоких родов из страны, откуда мы происходили. Где-то там, над ним, возносился императорский дворец, но там мы бывали нечасто. Мы даже не глядели в его сторону. Всем нашим миром был двор и Облачные Палаты. Здесь у нас были деревья и цветы, текущая вода и пруды, напоминавшие озера, скалы и дорожки, посыпанные белым щебнем. Ни двор, ни такой сад не могли бы здесь возникнуть, прежде чем установилась наша династия. Прежде чем первый из моих предков воссел на Тигрином Троне. Сад был чисто кирененский. Должен был он пробуждать в человеке спокойствие и равновесие духа, существующие в полной гармонии. Выглядел он как дикий уголок, но был одарен совершеннейшей красотой. Являл собой гимн в честь Творца. Всякое дерево было словно скульптура. Каждая скала и каждая капля были на своем месте. Дикие, но преисполненные равновесия. Для нас, кирененов, красота – это приморские горы, ручьи.
