Время, проведенное тогда на острове, словно растянулось. Я обходил берег, выстраивая планы обороны, муштровал своих быстреек, и мне казалось, что они справляются все лучше. Я придумал несколько маневров, в зависимости от развития ситуации, и тренировал их, пока губы мои не одеревенели от игры на свирели. Потом я решил проверить, как они справятся, и начал вплетать между приказами песню страха. Так получалось хуже. Часть зверушек сбежала, кинув копья, строи перепутались, а вместо маневров получилась паническая беготня. Я заиграл им песнь о героизме. Раз, второй, десятый – и это помогло. Снова встала стена щитов, копья опустились, и мелодия страха, которую я заиграл после этого, уже не вызвала особого замешательства. И все же я тренировал их до тех пор, пока зверьки не повалились от усталости, а я не понял, что должен дать им отдохнуть, иначе они ничего не смогут.
Я дал им поесть.
Немного почитал, но был не в силах сосредоточиться. Сеял холодный весенний дождик. Я наблюдал за голубым и багровым островом, но, кроме моментов, когда мои братья туда приплыли, ничего странного там не происходило. Вечером я видел, как Чагай возвращается домой, но не был уверен, вернулся ли к себе Кимир Зил.
Ночью я сидел подле лампы, прислушиваясь к ночным птицам и глядя на рдяные уголья в корзине, а потом заснул, укутанный в плащ и одеяло. То и дело я просыпался от любого всплеска и треска во тьме, полагая, что началась атака, – но ничего не происходило.
Следующий день был подобен предыдущему. После полудня небо затянуло серыми тучами, и снова пошел дождь. Однако нынче я решил поступить иначе. Подождал до сумерек, когда поднялся ночной туман, густой и непроницаемый.
Тогда погасил угли, задул лампу и ударил в гонг. Когда слуги приплыли, я увидал лодку лишь на расстоянии броска камня.
– Возьмите эти три пустые корзины и поставьте в мою лодку, одну на другую, – сказал я. – Потом прикройте их моим плащом и плывите к берегу. Там спрячьте корзины и не говорите никому, что я остался на острове.
Тому, кто никогда не был императорским сыном, кажется, что это просто. Что его окружает толпа слуг, готовых в любой момент исполнить любой каприз. Ничего подобного.
– Но, Молодой Тигр, благородный принц! – охали они коленопреклоненно предо мной, с глазами долу. – Что сказал бы твой благородный отец, владыка Тигриного Трона, Пламенный Штандарт, Господин Мира и Первый Всадник, узнай он, что мы лишили тебя лодки?! Как мы могли бы вернуться на берег? Позволь нам ожидать здесь, пока ты не пожелаешь вернуться назад.
Я им отказал.
– Позволь, по крайней мере, остаться нам на другом берегу, ожидая твоего сигнала.
В конце концов я их убедил, но это заняло много времени.
Наконец я остался один, но мне пришлось сидеть в холоде и абсолютной темноте, не зажигая даже лампы, укрывшись одним одеялом. Я понял, что Кимир Зил не ударит, зная, что я сижу на острове. Я понятия не имел, купился ли он на мою хитрость, однако ничего другого придумать не сумел.
Как и в первую ночь, я таращился во тьму и туман, но шум дождя, бьющего по крыше, все же усыпил меня, несмотря на холод.
Кимир Зил напал в час шакала. В час, когда рассвет еще не наступил, а ночь – темнее всего.
Не знаю, что меня пробудило – писк часовых или треск пламени.
Когда я вскочил, даже не понимал, где нахожусь.
Схватил свою свирель, но мог извлечь из нее лишь отдельные писки. Первые плоты показались из клубов тумана; они двигались прямиком на пляж моего острова, а я наконец увидел, благодаря чему они плывут. За каждым плотом, в воде, гребла пара зверушек: плывя, они толкали его перед собой, вцепившись в вязанки тростника. На каждом плоту сидели, сбившись в кучу, рыжие быстрейки с поднятыми копьями.
Из темноты и тумана то и дело выметывалось, посверкивая, нечто горящее, рисуя огненную полосу и таща за собой полосу дыма. Тростник с треском загорелся, и сделалось светло.
Я наконец заиграл, но мои быстрейки уже высыпали из нор и разбегались во все стороны.
Я играл.
Зверушки мои встали в строй. «Щитоносцы» – впереди, «пикинеры» – сзади, «пращники» – по бокам. Более-менее. Оказалось, что некоторые солдаты не нашли свои копья, а некоторые сбежали в главную кладовую, с молодняком и самками, которых должны были защищать.
Я поднял свирель и приказал им бежать к кучам гальки, скрытой в траве у берега. «Пращники», однако, помчались лишь к одной из них, поскольку боялись гудящей стены огня, в которую превратился сухой тростник. Часть сбежала.
И все же, когда лодки прибило к берегу, на них обрушился град камней.
Это была лучшая из моих идей.
Быстрейки бросали не прицельно, но, поскольку камни метали одновременно десяток-другой зверьков, на сгрудившихся и лишенных защиты нападавших упало достаточно много снарядов. Первые быстрейки шлепнулись в воду, и появились на ней первые пятна крови.
Я услышал свирель и увидел моего брата в нескольких шагах от берега. Он играл дикую мелодию, на носу его лодки горела лампа и виднелись ряды плотов, выстроенных подле нее. Один из плотов подплыл к лодке, и было видно, как стоящие на ней зверушки поджигают от фитиля лампы свои снаряды. Новые огненные полосы, рассыпая искры, прочертили мрак, падая между моими быстрейками, что все время метали камешки.
Заливчик был уже забит лодками; из них, ощетинившись копьями, на берег хлынула рыжая волна зверушек моего брата.
Я поднял флейту и сыграл «пращникам» сигнал отхода, одновременно приказав «копейщикам» стоять неподвижно, а «щитоносцам» – лечь в траву.
Слишком поздно. Часть моих «пращников» были моментально заколоты – еще до того, как они успели потянуться к оружию. Те, кто стоял впереди, были сбиты с ног и стоптаны, остальные бросились бежать.
Я играл.
Кимир Зил тоже грянул своей свирелью, и две мелодии смешались.
Мои зверушки с разбегу ворвались в редко расставленный строй «копейщиков», но каким-то чудом не смешались, а отошли в тыл, где и было их место.
У меня в голове мелькнуло, что эта часть маневров, состоящая в отступлении, получается у моих зверушек лучше всего, а потом я заиграл следующий сигнал.
«Копейщики» сомкнули строй, и перед бегущей фалангой рыжих внезапно выросла стена щитов из твердой коры восковника, поднялся ряд длинных копий.
Очередной сигнал – и концы копий уткнулись в землю.
Обе армии с треском столкнулись. Раздался чудовищный писк сотен маленьких глоток. Визг, заглушивший голос моей свирели.
Рыжие зверьки из первой шеренги наделись на пики, пригнув их к земле, но задние продолжали напирать, давя на моих «щитоносцев», которые своими телами упирались в куски коры. Казалось, на пляже столкнулись две плоские бесформенные твари. Одна – желтая, вторая – ржаво-красная. Длинные пики моих зверьков, однако, позволяли сражаться и задним рядам, а потому яростная атака быстреек Кимир Зила стала терять напор.
