– Хорошо сказано, пришелец, – говорит купец ласково. – Хочешь что-то купить у Копченого Улле?
– Кое-кто говорил мне, что у тебя есть деющие предметы. Но я говорю об истинных. Тех, что прибыли издалека и вправду что-то делают.
– Ступай на площадь. Там полно тех, кто их продает. Спроси у моряков. Они привозят разные вещи и даже не знают, что оно такое. Я в такое говно не играю.
– Мне нужно кое-что особенное. А площадь я уже видел. Прибыл издалека, но даже я знаю, что стоящие вещи не продаются на прилавках. Ищу то, что появилось уже давно.
– Тогда ступай двумя домами дальше, где обитает Груль Соломенный Пес. Может, у него что-то найдется. Это золотой гвихт?
Я делаю простенький фокус с монетой и дую себе в кулак. Показываю ему пустую ладонь.
– Нет торговли – нет золота.
Поворачиваюсь к дверям, но на самом пороге останавливаюсь:
– А может, Копченый Улле, кто-то продает невольников, но – особенных? Я ищу двух чужеземных женщин: одна – повыше рослого мужа, но худая, с волосами как солома, а вторая – нормального роста, но с волосами цвета сажи и кудрявыми, будто овечье руно…
Я описываю других оставшихся в живых членов экспедиции, не забыв упомянуть о «слепых» рыбьих глазах, которые, однако, видят, и о шершавом языке. А еще о том, что они могут сойти за безумцев или Песенников.
Он придвигает табурет и садится передо мной, смотрит глазами, похожими на капли смолы, в которых я ничего не в силах прочесть.
Я присаживаюсь на столе, на котором высятся рассортированные в деревянные коробочки безделушки.
– Есть и еще одна вещь, которой обладает всякий хороший купец и за которую я тоже отдал бы золото. Это известия. Известия о людях, которых я описал. Может, они появлялись здесь или в каком другом месте? Может, продали или совершили нечто странное? А может, это их продали? Знаешь что, Копченый Улле? Я дам тебе этот гвихт. Как аванс. Если не узнаешь ничего, отдашь его мне, – я улыбаюсь так сладко, всеми зубами, словно волк. А потом мечу монету в бревенчатую стену.
На самом деле это несложно. Вопрос стабилизации броска и начальной скорости. Ну и запястье. Еще нужно знать, что золото – мягкий металл. Монета никоим образом не перерубит древесные волокна. Просто нужно метнуть в горизонтальную балку – тогда она войдет между волокнами.
Однако произвожу впечатление. Добрые люди из другой комнаты сталкиваются в дверях, но замирают при виде повелительно воздетой руки владельца конторы.
– Пряного пива, – говорит Копченый Улле. – Холодного. Прямо из колодца.
Значит, мы уже друзья. Попиваем напиток, в котором драгоценные приправы перебивают сивушный дух.
Улле вынимает нож, и через некоторое время ему удается выковырять гвихт из балки. Внимательно осматривает его, после чего бросает на чашку весов и постукивает базальтовыми гирьками.
– Если в будущем станешь мне платить, не втыкай всего в стены, – бормочет.
Потом ведет меня узким проходом между избами. Здесь смердит мочой, прогнившие доски под ногами чавкают в грязи.
Потом он приказывает ждать. Я стою на маленькой улочке, слушаю псов, что лают за частоколом двора, и меланхолически раздумываю, происходит что-то или Копченый просто пытается меня надуть.
Наконец открывается одна из створок, и меня приглашают внутрь.
На подворье растет несколько плодовых деревьев, на траве поставлены стулья и столик. Копченый ждет вместе с приятелем – сморщенным дедуганом с кадыком, так сильно торчащим из обвисшей шеи, что на нем можно повесить шляпу. Это Мальфаст Летящий Камень. Честной муж, который знает все о странных невольниках.
Я сажусь с ними, получаю зеленоватую чару из толстого, пузырчатого стекла, мне торжественно наливают что-то отчаянно зеленое и пахнущее, как сироп от кашля.
Мальфаст хлопает в ладоши, и двое слуг отворяют врата дома, который я сперва принял за исключительно длинный сарай. Выводят довольно высокую женщину, по самую макушку закутанную в красный плащ с глубоким капюшоном.
Я молчу.
С нее снимают плащ. Под ним – девушка голая; у нее совершенно белая кожа, покрытая сложной геометрической татуировкой, черной и красной. Длинные волосы цвета снега, завязанные узлом. Она открывает татуированные веки, и я вижу белые глаза; сквозь белизну просвечивает красная радужка. Ровный хребет узкого носа тянется почти вертикально, девушка выглядит совсем как змея.
– Она слепа, – отзывается хриплым, очень громким голосом Мальфаст. – Как ты и хотел. Слепа, но видит, как ты и говорил. Ее свет – тьма. Днем едва видит, однако ее стихия – прикосновение. Не переносит света, даже кожа ее этого не любит. Нужно держать ее в темноте и закрывать от света. Происходит из далекой страны. Она – жрица чужеземной богини, которая зовется Иррханна. Храмы ее – темные пещеры, а культ состоит в общении с мужчинами и женщинами. Ей все едино. Видит в темноте и видит прикосновением. А прикосновение ее – нечто, что невозможно забыть. Мало ест и поет своей богине, но это безопасно, потому что она очень издалека. Зато совершенно не говорит. Пять гвихтов золотом. Истинное сокровище.
Я делаю глоток напитка и понимаю, что его – при определенной жалости – можно посчитать вином. Пахнет как жидкость для ванны.
Качаю головой.
Молча. О чем тут говорить? Теперь я – богатый извращенец, любитель странностей.
Тогда, возможно, горбатый меднокожий дедок с длинными, до пояса, серебряными волосами и одной рукой? Стоит, ничего не говорит и поигрывает камешками, что держит в ладони.
– Этот родился совсем без глаз и притом – Деющим. Можно держать его дома без опаски. Неопасен для людей и скота. Благодаря своему искусству словно видит. Может прочесть скрытые вещи, если дать ему предмет, который кому-то принадлежал. Однако правда в том, что он из Кебира, и лучше его понимает тот, кто знает тамошний язык. Есть у него и еще одна песня – если дашь ему некую сломанную вещь, сумеет сделать так, чтобы части срослись. Это песни чужих богов и у нас не приведут ни к какому несчастью. Этого отдам за двадцать марок серебра.
Очередная невольница облачена во что-то, напоминающее золотистый облегающий комбинезон для ныряния, покрытый рыжими зигзагами. Приседает у стоп стражника, облизывая губы и опираясь руками в землю. У нее острые зубы и черные губы. На шее защелкнут ошейник с пристегнутой цепью.
– Эта, может, и не слепа, как ты хотел, но безумна. Богачи из далеких краев растят таких, как она, силой Деющих – для украшения и в собственную охрану, а еще ради охоты. Мех, которым она поросла, настоящий. Зимой будет гуще, а потому одежду ей можно не давать. Ей достаточно отдать приказ, и она станет сторожить двор. Но придется держать ее отдельно от собак, потому что погрызутся. Не будет иметь потомства с обычным мужчиной, но трахать можно, ежели кому нравится. Стоит тридцать марок серебром.
Я потираю лоб. Начинаю чувствовать усталость.
