Он жив.
Дрожат мои ноги, и я совершенно не помню, что произошло.
Слышу хрип.
Это тот, что сидел под стеной, а потом внезапно вырос за моей спиной. Владелец кинжала. Теперь он стоит на четвереньках, отчаянно пытаясь зажать рассеченную сонную артерию; пальцы скользят в крови, что льется обильно, как вино из распоротого меха.
Тот, который меня ударил, как раз умирает. Его пальцы подрагивают все слабее, кажутся лапками растоптанного краба. Глаза движутся под веками, видна даже узкая полоска белка. Шансов у него нет. Как это было?
Помню, что прежде всего я ушел от клинка, который в растянувшемся времени словно затормозил, воткнувшись мне в бок, у лопатки. Словно погрузился в смолу, что внезапно залила весь мир. Все замедлилось, и лишь я проскользнул между секундами, слез с железа, которое уже начало меня убивать, и сплел свою руку с его, ставя рычаг на локоть.
Это было раньше, чем я сломал колено второму, или позже? А может, одновременно?
Наверное, раньше, потому что, услышав за спиной скрежет вынимаемой стали, вторую руку имел уже свободной. Мог сделать атеми – отвлекающий внимание удар в кадык и послать полуоборотом прямо под удар того сзади. Косой, быстрый удар двумя руками, который должен был перечеркнуть мне спину наискось, а развалил грудь человеку с ножом.
Потом я забрал у третьего саблю. Убил его тогда – или сперва того, со сломанной ногой?
Не знаю.
Он падал, поэтому я пнул его, и падение его изменило направление: он подлетел вверх, словно поднимался, только шея у него была уже сломана, а голова гротескно покачивалась, словно шея была лишь набитым песком рукавом.
Затем поворот и удар. Тот все еще стоял, не веря собственным глазам. Смотрел на приятеля, который внезапно вырос на пути его сабли, и на собственные руки, из которых исчезло оружие.
Тогда я перерубил ему шею и сбежал, запаниковав, из боевого состояния, словно оно было в чем-то виновато.
И тогда кувшин раскололся о землю.
А теперь я стою с чужим железом в руке, а вокруг умирают люди. И я уже кто-то другой, чем пять минут назад.
Теперь я убийца.
Чувствую скверную рвущую боль, напоминающую, что я еще не труп. Это не было нападением грабителей и не было пьяной дракой. Это было покушение.
Кто-то хотел меня убить.
Тот, с разрубленной шеей, мягко валится в грязь и большую лужу собственной крови.
Здесь воняет кровью, мочой и бойней.
Я обыскиваю тела. У них нет ничего характерного. Штаны, рубахи, куртки. Амулеты.
На поясах – небольшие кошели, ножи, какие-то ложки на цепочках. А чего я ожидал?
Документы?
Может, фирменные спички из ночного клуба с вручную написанным имейлом?
У всех – геометрическая татуировка на руках. Зигзагообразные узоры, напоминающие стилизованную колючую проволоку. Из-за этого их руки кажутся змеями.
И амулеты. Все здесь носят целые коллекции украшений из металла, кости и камня. Панически боятся проклятий и холодного тумана. Эта лубочная бижутерия должна их охранять. Однако шеи моих клиентов украшают лишь одиночные серебряные висюльки. Одинаковые. Две сплетенные змеи, напоминающие спираль ДНК.
Я срываю шнурок, прячу висюльку в карман, а потом мою окровавленные руки в луже.
Чувствую, как начинает деревенеть бок, а рубаха – липнуть к телу. Под мышкой вижу крупное пятно. Погано. Теряю много крови. Она уже пропитала кожух.
Серп я вкладываю назад, в ладонь владельцу. Могли ли они поубивать друг друга? Господин номер один ломает шею господину номер два. Господин номер три благодарит его серпом через грудь, а господин номер один в ответ хлещет его ножом по шее. Скверно. Зачем сворачивал шею, если имел нож? Но придется так оставить. Здесь, надеюсь, нет следственного эксперимента. Главное, чтобы меня здесь никто не видел.
Осматриваюсь, не оставил ли я следов. Разрываю рубаху и засовываю под мышку клубок полотна, прижимаю его локтем. Не хочу оставить за собой кровавый след и закончить в сети с огненными змеями, или чем там. Выходя из переулка, ступаю по камням.
Лунф Горячий Камень открывает мне сразу, будто ждал под дверью.
– Вор! – кричит. Я чувствую, как останавливается сердце. Ядран! Вещи! Лунф аж подпрыгивает от эмоций. У него в руке короткий широкий топор. – Отравил пса и перелез через частокол! По крыше! Мы уже спали!
Вор лежит навзничь на подворье, разбросав в стороны руки. Лицо его размолочено в кашу.
Я расталкиваю группку перепуганных домашних и распахиваю дверь. Засов чем-то перерезан. Ровно и гладко, словно лазером. Внутри меня приветствует глубокое урчание Ядрана.
Я прижимаюсь к большой башке и приставляю лоб к его лбу.
– Плохой человек, – слышу в голове. – Пришел плохой человек. Ядран не пойдет. Ядран и Вуко вместе.
– Все хорошо, – глажу его по шее.
– Твоя птица выклевала ему глаза, – рассказывает хозяин. – Едва он вошел в сарай. А потом конь оборвал постромок и лягнул его в голову. Убили его твои звери, – качает головой с тревогой и недоверием.
– Прикажи дать мне воды. Лучше горячей, – говорю я со все большим трудом, и мне кажется, что сейчас упаду в обморок. Мои колени трясутся. Посттравматический шок, потеря крови и усталость от битвы. Я хватаюсь за притолоку. Бок болит дьявольски.
Пальцы не слишком желают меня слушаться, когда я вытаскиваю огниво.
Лунф кричит, чтобы принесли воды, сам зажигает лампу.
– Теперь оставь меня на минутку.
Он уходит, а мне кажется, что на его лице я вижу страх.
Роюсь в сумах, сидя посреди рассыпанных вещей, но мне страшно хочется упасть в них лицом и уснуть.
Потом стою голый над ведром и подбиваю баланс потерь. Снова колет мое ахиллесово сухожилие, ожоги на спине еще болят, но нет открытых ран, на бедре – с десяток глубоких царапин от встречи с черным плющом, плюс этот удар в бок. Он неглубокий, мышца порезана, может, на полтора сантиметра. Плевра не задета. К тому же коллекция из нескольких более мелких повреждений, потертостей и синяков в разных местах. Я снимаю заскорузлую повязку, которой перемотал мне ногу один из Людей Огня, потом беру контейнер и забрызгиваю все раны пенным бинтом, который застывает в белые кляксы. В нем – клеточный клей, обезболивающее, энзимы, помогающие заживлению, и иммуноглобулины. Но при таком темпе придется недели через две пользовать жеваный хлеб с паутиной.
Я кидаю в кубок холодной воды две таблетки регенерационного комплекса, и в воздухе разносится запах цитрусов. Свежевыжатые апельсины, лимоны и мандарины. Выпиваю пенистый напиток, в ушах звенит мелодия из рекламы «Оранджина», и я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Хочу домой.
