Трое людей, прибывшие в фургоне, вынули из него нечто, напоминающее небольшой гроб, и внесли в ворота кладбища. Священник прошествовал следом. Мы, держась на почтительном расстоянии, тоже вошли.
К немалому нашему удивлению, больше никто не явился. Даже ни одного любопытного. К самой могиле мы не пошли. Просто точно определили место захоронения, затем удалились. Лишних расспросов нам не хотелось.
С основной миссией мы снова туда направились в четыре часа, рассчитав, что к этому времени уж наверняка все закончится.
– Главное, успеть до темноты, – и Макси-Кот покосился на пакет с венком у меня в руках.
Мы с Жанной кивнули. Находиться в темноте на кладбище нам тоже совсем не улыбалось.
Под погребальный шорох листвы мы прошли по центральной аллее до самой ограды.
– Вот, – Макс первым заметил новую, гладко отполированную мраморную плиту, лежащую на свежей могиле. Плиту без единой надписи.
– Ну и скорость, – подивилась Жанна. – Сразу плиту положили. И деньги где-то на нее нашли.
– Управа, видимо, постаралась, – тихо ответил я.
Жанна вынула из пакета венок и положила его на гладкий мрамор.
– Смотрите, – повернулась она к нам. – Даже красиво вышло.
– Боюсь, ненадолго, – покачал головой Макс. – Явится какой-нибудь Волобуй и приберет к рукам. Венок-то ничем не закреплен.
– Придется в землю зарыть, – вздохнула Жанна. – А жалко.
– Кажется, он хотел, чтобы зарыли, – вмешался я и, чтобы скорее с этим покончить, схватился за венок. Но не тут-то было. Он точно прирос к плите. Я потянул сильнее.
– Ребята, не отрывается.
Едва я это произнес, налетел порыв ветра, и черноту с венка будто сдуло. Мы, замерев, не могли оторвать от него глаз. Венок сиял, как золото. Мало того, он вдруг стал увеличиваться в размерах, а надпись на лепестках сделалась выпуклой, и слова «Венецъ страданьямъ твоимъ» теперь читались совершенно ясно.
Вокруг начало резко темнеть. Внезапно памятник и венок закрыл знакомый нам черный силуэт.
– Спасибо, что поняли, – донесся до нас глухой безжизненный голос.
И силуэт медленно растаял. Не в силах пошевелиться, мы стояли в полной тишине. Вокруг замерло абсолютно все. Это была настоящая минута молчания. И нас продолжала окутывать тьма. В какой-то момент мы вообще перестали что-либо видеть. Затем, как это случается на заре, мрак прорезал луч света. Он становился все ярче, и наконец кладбище все засияло под весенним солнцем. Над нами высился купол голубого неба. А рядом на дереве весело заливалась какая-то мелкая пташка.
Мы посмотрели на плиту. Венок продолжал блестеть, а под ним откуда ни возьмись появилась золотом по черному мрамору надпись «УПОКОЙ ГОСПОДЬ НАШИ ДУШИ».
Мы глазам своим не поверили. Ведь ее только что не было и в помине. Но ведь и венок прирос сам собой. Значит, так тому и быть.
– Пошли, – первым пришел в себя Макси-Кот. – Больше нам делать тут нечего.
И мы медленно побрели домой.
А еще несколько дней спустя, когда каникулы уже кончились и Макси-Кот возвратился к себе домой, я читал ему по телефону кусок из статьи в новом номере газеты «Серебряные Пруды»: «…деньги на мраморную доску выделила Управа нашего района Серебряные Пруды. Однако после похорон останков пятерых неизвестных выяснилось, что они не такие уж неизвестные. Уже к воскресенью на плите появился бронзовый венок и золотая надпись: «Упокой Господь наши души». По-видимому, дальние потомки кого-то из покойных не захотели обнародовать свое родство и брать расходы, связанные с перезахоронением, однако потом их, видимо, замучила совесть, и они внесли свой посильный вклад. Хотя подобная анонимность выглядит очень странно. А самое главное, никто не видел, чтобы на кладбище велись какие-нибудь работы».
– Ну, как тебе? – спросил я у Макса.
Кот довольно долго молчал и наконец произнес:
– Вот так рождаются легенды. – Потом еще, помолчав, добавил: – Фома, честно сказать, я рад, что эта история кончилась. Мне только жаль, что мы никогда не узнаем, почему книга стала кому-то могилой.
– В жизни, Макс, много тайн, – откликнулся я.
