– А вы ко мне перебирайтесь. Там, в дюнах, вода, влажно, вот всякое и мерещится.
– Мерещится. – Глеб остановился. Среди высокой травы кто-то мелькнул. Пригляделся. Трава и трава, тонкие молодые деревца. – Мерещится, – повторил он.
Горка и правда ничем примечательным не выделялась. Холм сильно забирал вверх, макушка пыжилась камнями, огромными гранитными кусками.
– Не понимаю. – Глеб встал, уперев руки в бока. – Из-за чего-то это ведь должно происходить?
Анка сонно щурилась.
– А у вас здесь ведьмы никакой не живет? – устало спросила она.
– Чего б ей здесь делать? – быстро ответил дядя Лёка. – Ведьмам же люди нужны. А вообще здесь у финнов до войны солдатики стояли. Как раз в дюнах у них была пристрелочная база. Офицеры учили новобранцев стрелять. Там и десант наш высадился, в сорок первом. Неудачно только. Попереубивали всех. Может, от этого все?
Глеб недовольно качал головой.
Светик косилась на Костика. Мелкий всю дорогу на горку шел. Просто шел.
– Он молчит, – толкнула она Анку.
– И пусть молчит, – вздохнула подруга, оборачиваясь на брата.
– Не капризничает, не жалуется.
– Наверное, ничего не хочет.
– Кто? Костя?
Анка опять оглянулась. Костик смотрел себе под ноги, шаги считал. Правая, левая, правая, левая… Кепка съехала на нос. Они обогнули горку, а потом стали забираться наверх.
– Котик, ты ничего не хочешь? – спросила Анка.
Костик мотнул головой.
– Попить хочешь?
Не отреагировал.
– А шоколадку? – встряла Светик.
– У тебя нет, – глянул из-под кепки Костя. – Зачем предлагать?
– Шоколадку ведь можно и привезти, – неуверенно произнесла Светик, неожиданно почувствовав в себе жалость к Анкиному брату. – Да, дядя Лёка?
– Сделать-то можно что угодно! – быстро согласился хозяин. – А что с ним? Ну, подумаешь, парень в лесу заблудился. Не зима ведь. Я вот помню, зимой чистил трактором дорогу через озеро и вместе с машиной ушел под лед. Вот это да. Пока соображал, что делать, уже в воде был. Я из машины, давай прорубь искать. А льдины уже сдвинулись. Но у меня ангел-хранитель есть, он меня вывел. Как вылез, я всю дорогу от дамбы до дома бежал, чтобы не замерзнуть. Пальто, штаны, шапка – все в ледяную корку превратилось, дышать нечем было, но я добежал. Отогрелся потом, не поморозился. А тут – ну, просидел ночь летнюю на горке. Отойдет.
– Котик, что с тобой? – теребила его сестра.
Костик отвернулся, перестал смотреть под ноги и сразу уехал в траву на обочине, рухнул, стал отряхивать руки, словно в них вцепилось сразу с десяток комаров.
– У тебя что-нибудь болит? – клонилась Анка.
– Ничего у меня не болит, – проворчал Костик, щелчком сбрасывая с кулака муравья. И было в этих словах что-то, отдаленно напоминающее прежнего капризулю. – Надоело все. Куда мы идем?
– Уже никуда!
Присев на корточки, Глеб оглядывался. Перед ним был валун. Но не такой, какие бывают в средней полосе – серый каменюка торчит из земли, – этот был весь иссечен острыми гранями, словно его специально так обработали. И видно было, что он давно здесь стоит, хорошо врос в землю, подзатянулся мхом. Следующая гранитная махина торчала в шаге от первого. Так же обтесана. Так же недовольна всем на свете.
– Вот тут мы любили по вечерам сидеть, песни петь. – Дядя Лёка смотрел с горки на далекий горизонт. Костик стоял рядом, насупленно из-под бровей изучал окрестности.
– Смотри, камни идут по кругу, – прошептал Глеб, от одного валуна переходя к другому. – И трава примята. А там, смотри, какая тропа.
Горку подпирали елки. В гуще стоял крест, сообщающий, что здесь когда-то стояла церковь. От этого креста в чащу уходила тропа.
Глеб поцокал языком.
Анка держала фотоаппарат, но ничего не фотографировала, отрешенно смотрела вокруг.
Дядя Лёка с Костиком уселись на скате холма, хозяин водил рукой, показывал, где какие дома стояли, вспоминал их жителей.
– А почему от домов ничего не осталось? – спросила Анка.
– Так их все увезли. Кто на дрова забрал, кто так с домом и уехал в новое место. Чего же дереву пропадать? Хорошее дерево всегда пригодится.
– Вот здесь домовых, наверное, осталось… – вздохнула Анка и наконец подняла фотоаппарат. – Вот они здесь страдают.
– А чего страдать? – не поняла Светик. – Свобода! Делать ничего не надо.
– Нет, домовой без дома – это плохо… – подхватил Анкино настроение дядя Лёка.
Смотреть на грустную троицу было неприятно. Они как будто сговорились. Что-то знали такое, что не могли рассказать остальным. Или остальные что-то не могли в их словах расслышать?
Глеб стоял у начала тропинки. Светик подошла к нему и зашептала, чтобы больше никто не услышал:
– Костю кто-то утащил. Он не мог сам идти.
– Говорят же, мерещится тут многое, – буркнул Глеб и пнул гранитный камень ногой.
– Тебе не кажется, что Костя стал странным?.. – не отставала от брата Светик.
– А тебе не кажется, что тут все странное? – резко оборвал сестру Глеб. – Мы же сюда просто так приехали. Не ведьму искать, не в старый заброшенный дом, где убили десять человек. А в интересное место, где можно хорошо время провести, где берег красивый.
– И что? – не поняла Светик.
– Когда есть причина, все понятно. А когда ее нет?
– Ну бывает же, что причины нет!
– Не бывает. Она всегда есть. Ее надо найти.
Глеб зашел за крест.
– Может, домой? – Светик поежилась. – Ну их, эти тайны. Уже хочется поспать на нормальной кровати и что-нибудь съесть. Тут страшно очень. Я как подумаю, что опять придется ждать ночи, как опять этот туман, эти шорохи. Корова же не померещилась. Она пришла. И звук мы слышали. Зачем нам искать причину? Она здесь есть! Сам сказал – отдыхать приехали. Не надо тайны разгадывать. Кладбище это дурацкое, туман, Белая Женщина. Ну их всех! Поехали в город, хоть в кино сходим. Глеб!
Глеба не было. Пока Светик произносила свой пламенный спич, он ушел. Туда, в деревья. По тропе.
Светик тоже обошла крест. Покосившийся, некрашеное дерево почернело. Две верхние параллельные перекладины прикрывали ажурные скаты крыши. Получался как будто домик. Тут тоже домовой живет?
– Глеб!
Деревья глухо приняли ее крик, на эхо пожадничали.
Тропа заворачивала за елки. Нижние ветки деревьев, сухие и колючие, топорщились, загораживая путь. То ли Глеб учится в цирковом училище – о чем Светик не знает – и умеет огибать препятствия и не напарываться на сучки, то ли…
