Второй вариант не придумался, потому что Светик шагнула на тропу, сразу напоролась, сразу поцарапалась, сразу сломала ветку. И дальше уже шла, закрывая лицо руками, телом продираясь через заросли.
– Глеб! – позвала она, застряв.
Не проходил он здесь. Высокий, угловатый – он бы не стал все это обходить. И не ломился он здесь – ветки не сломаны.
Веток вдруг стало много, Светик дернулась, запутываясь окончательно.
– Черт, – прошептала, давая задний ход. В спину сразу что-то уперлось, сильно натянулась футболка.
Заметила краем глаза: светлое, стоит за деревьями.
Прошептала:
– Глеб?
Ветка хлестнула по глазам. Зажмурилась. Сразу почувствовала – кто-то рядом. Попятилась, выбираясь из колючек, оглянулась.
Никого. Но ведь видела – стоял. Точно стоял!
Повернулась идти.
Страх стрельнул в ноги, ударил в живот.
Девчонка. Чуть старше или ровесница. Светлые распущенные волосы. В чем-то сером. Это было неважно. Пронзительные глаза. До одурения. Смотрят.
Улыбнулась. Показалось, что губы сухие, потрескавшиеся. Так бывает от мороза или в мае, когда волнуешься из-за постоянных контрольных, когда витаминов не хватает. Тогда становится больно улыбаться. Кожа на губе при улыбке трескается с колючей острой резью. Боль еще какое-то время сидит в губах, напоминает, заставляет облизывать или трогать пальцем ноющее место.
«Весело с вами!»
Слова ударили в голову, сильно испугав.
Светик отпустила ветку. Острый сучок мазнул по лицу.
Никого не было. Опять. Ни за деревьями, ни на тропе. Только в губах боль осталась.
Бежать!
Развернулась, бросилась обратно. Недалеко ушла. Вот он – просвет. Вот и крест. Обогнуть. И ветки словно разошлись, и деревья расступились. Она вылетела на макушку холма, споткнулась о валун, налетела коленом на острый край.
Зазудело, загудело, заболело. В глазах от боли вспыхнул разноцветный калейдоскоп. Хромая, выбралась на взгорок.
Анка спала. Лежала, подсунув под голову фотоаппарат. Улыбалась.
Костик сидел с дядей Лёкой. Хозяин говорил. Казалось, ему было неважно, что оба собеседника никак не реагируют на его слова.
– И вот как-то иду я, а уже вечерело. И прямо на меня медведь. Здоровый такой! Я стою, он стоит. Смотрит. А потом морду задрал и давай реветь. Ну, я тоже подбородок вверх и ору. Он на задние поднялся, лапы показал. Я тоже руки повыше и громче орать. Мы так минут пять орали, а потом он ушел.
Костя повернулся к подошедшей Светику. Она готова была услышать, что ему все надоело, что он хочет есть, спать, что у него болит живот, голова, локоть. Но он смотрел молча. Губы обиженно выгнуты. И без слов понятно – недоволен.
– Я там кого-то видела, – Светик упала рядом с сидящими.
– Где? – резво заозирался дядя Лёка.
Светик посмотрела на камни, на деревья. Солнце высветило макушку холма, стали особенно заметны цветы – сиреневые, желтые, белые. Они искорками разбежались по всему полю. Ветер колыхал траву, то пряча, то показывая цветы.
– Там.
– У тебя кровь идет.
Костик неожиданно оказался рядом. Пальцем коснулся лица. Холодом кольнула забытая боль. Губа треснула. Обо что это она?
– Вот.
Грязный палец Кости был испачкан красным. Глаза смотрели… странно. Он вдруг как будто проснулся, на губы вернулась прежняя недовольная ухмылка. Светик отстранилась, забормотала:
– Глеб пошел, я за ним. А там девчонка.
– Показалось, наверное, нет здесь никого, – дядя Лёка поднялся. – Ну, чего? Пойдем обедать?
Костик на четвереньках подполз к сестре.
– Аня, вставай, нас обедать зовут.
От звука его голоса Светик вздрогнула.
На обед был грибной суп. В ложку попадались целые лисички. И не только гвоздики, а здоровые лопухи. Они ловко раскусывались зубами. Редкая картошка вкуса не портила.
Они уже пили чай все с тем же знакомым печеньем, когда дверь распахнулась и на пороге возник Глеб.
– Интересно, – только и сказал. Сразу стал разуваться. Шнурок затянулся, не давая снять кроссовку. Попрыгал на одной ноге. У Светика опять заныла губа и зачесалась ушибленная коленка. Спросила:
– Ты где был? Мы тебя звали, звали. Решили без тебя идти.
– А кабанов у вас здесь много, да? – вместо ответа спросил Глеб. – Весь лес изрыт. И еще я видел голову олененка.
Костик поперхнулся чаем.
– Это медведи. Их тут штук пять. – Дядя Лёка был спокоен. – Приезжали из охотхозяйства, говорили, что по осени будут отстреливать.
Глеб кивнул, рассеянно оглядывая стол. Светик потянула брата к себе.
– Ты собираешься отсюда уезжать?
– Завтра. – Глеб ухватил печенье. – Давай завтра.
– Я видела какую-то девчонку!
– В белом?
– Дурак! – Светик отодвинулась вместе со стулом. – Ты меня в лесу бросил! Я чуть не убилась. Где ты был?
– У меня есть теория, – пробормотал он. – Надо проверить.
У Светика не было никаких теорий, и ей совершенно не хотелось ждать еще одну мучительную ночь. И ей совсем не нравилось, как себя вел Глеб – бросал ее посреди леса с непонятными призраками, ходил один, ничего не объяснял. Решила, что обязательно пожалуется маме. Вот выйдут из-за стола, позвонит и пожалуется.
В предбаннике на пол упала кепка. В комнате что-то щелкнуло. Ох уж эти местные! Все бы им комментировать!
В окно был виден ухоженный огород. Ровные грядки картошки. И жизнерадостные чучела. О чучелах Светик только в книжках читала. Разве ворон еще пугают такими штуками? Сейчас вороны пошли образованные. Таких даже живой человек не испугает.
– А это я от кабанов, – объяснял дядя Лёка. – Они скоро пойдут картошку подкапывать. И если это один-два, то чучело их остановит. Вот был у меня такой случай. С острова уже почти все уехали, и я взял большой огород. Под картошку. Уже сентябрь, копать пора. Жена мне все говорит: «Давай! Давай!» А я думаю, сейчас еще пару дней, и пойдем. Утром иду на делянку посмотреть, что там и как. А там – ничего. Кабаны пропахали так, что ничего не оставили. Я иду домой. Жена собирает обед нам в поле. Говорит: «Ну что? Готов?» Я и говорю: «Совсем готов. И даже поле пропахал». Она догадалась, начала ругаться.
Светик смотрела в окно. Странные чучела. Она бы сама таких ночью испугалась. У одного вместо головы была широкая пластиковая канистра. От ветра «голова» шевелилась и немного стучала о палку. На крестовину был натянут пожухлый серый плащ. Под горло подвязана старая серая рубаха в полоску. Чуть дальше торчал черноголовый пугал с летящими целлофановыми руками. У соседней грядки охранник был еще веселее – на голове белый пакет, на крестовину натянута сине-красная ветровка с белыми рукавами. Крестовина покачивалась, словно пугало старательно демонстрировало себя с разных сторон.
