Лицо дяди Лёки сразу изобразило грусть.
– Ай, ай, ай, – всплеснул он руками. – А домой пока не получится. Лодку унесло.
– Как унесло? – От неожиданности Светик забыла про отбитый зад. И даже обида на Костика уплыла в хмарное небо.
– Я специально сходил посмотреть. Понимал, что после такой ночи домой захотите. Но там ничего нет.
– И что же теперь делать?
– А давайте сначала позавтракаем!
Предложение было более чем удачное. Костик тут же выкинул из головы печали, а из души тревоги, нашел под кроватью тапочки и прямо в футболке и трусах рванул на кухню.
Светик потрогала голову. Синяк был на месте. Посмотрела на лежанку печки. Пусто.
Так… Отлично! Что там с погодой?
Окно являло серость. Торчащие из-под одеяла Анкины ноги были мокрые. Значит, дождь. И если сейчас не идет, то вскоре объявится. Глеб смотался. И унес с собой заколку.
Заколка!
Тревога подняла Светика на ноги. Они же нашли причину! Они теперь все знают!
Светик замерла.
Так… причина… Что-то ведь было… Она посмотрела на лежанку, где был Глеб… вот совсем недавно и был, а сейчас его там не было. И заколка вместе с ним ушла. А заодно хоть какое-то объяснение происходящему.
В кухне скучал Костик. Это было понятно по тому, как он быстро-быстро раскачивал ногой. На столе перед ним стояли чашка чая, банка с сахаром, лежал батон хлеба.
– Ну а сгущенку ты будешь? – спрашивал дядя Лёка внутренности своего низенького шкафа.
– А шоколадка есть? – наглел Костик.
– Есть варенье. Прошлогоднее. Смородина.
– Я люблю клубничное, – нудело противное дитя.
Дядя Лёка повертел в руках банку и поставил обратно.
– Моя внучка тоже любит. Есть еще карамельки.
– А шоколадные? – настаивал Костик.
– Вот! – потряс коробкой «Геркулеса» дядя Лёка. – Могу кашу сварить!
Костик скривился. Было понятно, что в понятие «вкусный завтрак» каша у него не входит. Мелкий посмотрел на застывшую на пороге Светика и с тоской произнес:
– Поехали домой, а?
– Да вы подождите! – заволновался дядя Лёка и ниже склонился над полкой. Он явно ожидал там увидеть что-то еще. Но это «что-то» не появлялось. Светик сглотнула подкативший к горлу комок – понятно ведь, от кого это «что-то» должно было появиться.
– А я на хлеб со сгущенкой согласна! – быстро сообщила она, усаживаясь на лавку. – А мелкого вообще не кормите, сил скулить не будет.
Костик насупился, демонстративно громко выгребся из-за стола и, специально припечатывая пятки, отправился в комнату жаловаться. Но жаловаться там было некому – та, что способна была ему помочь, сейчас спала. Тогда он громко засопел и, судя по заскрипевшей пружине, бухнулся на кровать. Ответом ему была тишина, сестру это не разбудило.
Дядя Лёка осторожно поставил банку сгущенки на стол.
– Видишь как, – пробормотал он.
Дядю Лёку сразу стало жалко.
– И как так получилось, что вы остались одни?
– Я не так давно один. Сосед у меня был, неразговорчивый, правда, но в гости заходил. Мы сидели, чай пили. Все живая душа. Помер год назад. И вот теперь как-то один. Так-то я не жалуюсь. У меня и собака есть, и люди заходят. Вы вот тоже радость приносите.
Да уж, радость от них… Один Костик чего стоит! А сосед был да сплыл. И наступила зона тишины. И вот тогда мертвая дочь стала подкидывать папашке приключения. Или все было по-другому?
Зазвонил телефон. Светик вздрогнула, настолько она от этого звука отвыкла.
– Да где же он? – словно нехотя, огляделся дядя Лёка.
Маленький допотопный телефон лежал в серванте за чашками.
– Гена? – заговорил в трубку дядя Лёка. – Здравствуй, Гена. Да, у меня все хорошо. У меня гости. Ребята, да. Хорошие ребята. На пляже живут. Погода? Да вот что-то погода не очень… А сейчас у меня. Все у них хорошо. До выходных…
Дальше дядя Лёка слушал, кивал, поддакивал, потом заалекал, подул в микрофон.
– Связь тут не очень, – сообщил он, откладывая трубку. – Остров. Далеко мы от всех.
Он вздохнул и вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь.
Светик вздохнула. Да… остров. Вот это они попали.
На соседнем стуле лежал фотик. Выглядел он печально. Большая полупрофессиональная камера с массивным съемным объективом. Маленький информационный экран сверху сообщал, что места для кадров у хозяйки не осталось. Карта памяти забита вчистую. Это сколько же она за ночь под дождем наснимала? Или сразу за кино принялась?
Корпус был влажный. К объективу прилипли крупинки песка, в пазах кнопок виднелась земля. Как будто Анка падала с фотоаппаратом и не раз – ободок линзы погнулся. Крышки на объективе не было. В видоискатель почему-то был забит цветок ромашки.
Весело Анка время провела. Жгла в полный рост.
Рычажок включения сработал со странным хрустом. Информационный экран сверху загорелся, показал параметры последней съемки и погас.
Светик задержала дыхание. Пускай все это будет временным! Пускай Анке удастся все починить! Она же этот фотоаппарат как зеницу ока… она же в лагере пылинки с него сдувала… под курткой в сырую погоду держала…
На задней части корпуса большой экран являл пустоту. Хороший такой экран, защищенный пластинкой.
Чертыхнулась, вспомнив, что надо выйти в режим просмотра фотографий. Нажала на кнопку с изображением стрелочки – «Смотреть».
Здесь все работало нормально. Экран выдал нечто серое. Светик терпеливо подождала, думая, что кадр еще не окончательно закачался, поэтому идет расфокусировка. Анка очень хорошо снимала. За ее карточками в прошлом году весь лагерь бегал. Все хотели, чтобы она сделала портреты.
Серость осталась серостью. Ладно, последние не в фокусе, бывает. Светик коснулась колесика. Прокрутилось оно с уже знакомым хрустом. Как будто целую песочницу насыпали в технику. Следующие несколько фотографий были похожи на туман. Как будто Анка задалась целью передать все причудливые перевивы белесых взвесей. Ветки, мутная трава.
Наверное, это был маяк. Что-то высокое, узкое, бело-красное – цвета на этих фотографиях почти не угадывались. А потом в кадре появилась Анка. Под дождем. Не в фокусе. Но весьма довольная. Промелькнуло несколько таких же плохих карточек, а потом опять нарисовался маяк. Его словно с земли фотографировали. Опять нечто белесое. Четкий снимок. Выдавлено на камне – круг и трезубец внутри.
И дальше опять пошло совсем уже нечеткое.
Нечеткое…
От неожиданной догадки Светик чуть не выронила фотик.
Когда начинают снимать фотографа? Ведь в любой истории фотограф – этот тот, кто в кадр не попадает. А тут Анка очень даже влезла. Кто ее снял? Не селфи. Слишком далеко, рука так не вытянется. Значит, кто-то другой. А кто-то другой это сделал после того, как его много и по-разному сняли самого.
