Светик прокрутила колесико в обратную сторону. Да, вот он – снимок. Размытый, белесый. Но сквозь эти белые струи угадывается лицо.
Дыхание перехватило. Тяжелый корпус стал скользить во вспотевших пальцах. Выключила, чтобы больше это не видеть.
Так, значит? Экскурсия с экскурсоводом? Интересно, что за знак там был? Здесь вообще со знаками все отлично – куда ни повернешься, встретишься с историей.
Опять зазвонил телефон. И опять Светик вздрогнула.
Телефон… Здесь он работает. Дядя Лёка его как-то заряжает.
Рука сама потянулась, нажала на ответ. Хотя понимала, что делать так нельзя. Как нельзя подслушивать чужие разговоры.
– Алло, – прошептала в микрофон.
– Кто это? – спросил мужской голос.
– Света, – все еще шептала Светик.
– Немедленно оттуда уезжайте! Слышите? Немедленно!
– Как же мы уедем? Лодки нет. И непогода.
– Я…
Тишина. Та самая, что была во время звонка маме.
Хлопнула входная дверь. Светик торопливо положила телефон обратно, повернулась ко входу.
Дядя Лёка переобувал галоши на тапки.
– Что же ты не пьешь?
Дядя Лёка перешагнул порог кухни с большой чугунной сковородкой. Держал ее уверенно, крепко.
Светик облилась холодным потом, решив, что ее сейчас будут бить. Вот этой самой сковородкой и будут.
– Что же ты впустую сидишь? – невинно спросил дядя Лёка. – Остыло уже все. А я вот решил вам яичницу пожарить. Сходил за яичками к колодцу. Костя, будешь яичницу?
Костя тут же нарисовался в кухне и от яичницы не отказался. Вид имел хмурый.
– Ты хочешь здесь остаться? – Светик сразу начала с дела, как только дядя Лёка вышел в коридор, где стояла плита.
– Нет, и не уговаривай! – заверещал вредный шкет, заранее делая лицо, как будто сейчас заплачет. – Мне плевать, что вы тут собирались сидеть до выходных. Я маме пожалуюсь. И дяде. А дядя у меня знаешь какой! – Костян изобразил руками нечто глыбоподобное. – Он тебя одной рукой пришибет! Он сильный.
Светик терпеливо выслушала душещипательный рассказ про дядю, то есть папу Анки.
Видела она Анкиного папу. Нормальный. Высокий, накачанный, но совсем не агрессивный. Добрый даже. Больше всего любит толстые бутерброды с сыром на белый хлеб с маслом. А еще он очень любит Костику что-нибудь запрещать. Не почистил тот зубы перед сном – а Костик у них частенько ночует, – дядя ему запрещает на несколько дней играть на планшете. Костик хмурится, обижается, на планшете не играет, зато начинает часами сидеть в туалете.
– Это он там играет, – хитро сообщила Анка. – Туалет как бы не квартира, а зона частных интересов. Там все можно.
– Это Костик сам придумал?
– Не, это папа так говорит. Он тоже любит в туалете сидеть. Только он там книжки читает.
И вот этот Костик сейчас на полном серьезе грозил Светику карами от грозного дяди.
Костик бы еще долго хвастался родственниками, но тут в порыве рассказа он махнул руками, врезался кистью о столешницу, зашипел, перебрал на лице несколько обиженных выражений.
– Так ты остаешься? – Светик не смогла скрыть довольной улыбки. Все-таки местный домовой работает четко.
– Нет, – буркнул Костик.
– Тогда мы уходим, – прошептала Светик и поднялась.
Дядя Лёка стоял около большого таза, устроенного на печке, мыл посуду. На плите шкворчала яичница. На Светиково движение покосился, но от работы не оторвался.
– Как? – тоже перешел на шепот Костик. – А Аня? Она еще три часа спать будет.
– Мы вдвоем пойдем, без Ани…
Костик перекосил рот, готовый закричать.
– Мы за ней потом вернемся. Если никто отсюда не выберется, мы останемся навсегда. Должен кто-то начать.
– Чего это – навсегда? – Костик полез на табурет, словно в сидячем положении он чувствовал себя уверенней. – Сами говорили, до выходных. В выходные точно поедем.
Светик дернула его за руку к себе.
– Никто никуда не поедет, если мы этого не сделаем! Ты же видишь – Анке здесь нравится, Глебу… – она посмотрела в окно, там белоголовое пугало печально повесило свои рукава под дождем. – И ему тут нравится. Она их заколдовала.
– Кто это – она? – Костян сопел. Он разгонялся, как хороший паровоз. Так и виделось, что у него сейчас из ушей рванет дым. – Я все Ане скажу! Ты меня специально пугаешь! – Он перешел сначала на голос, а потом на крик. – Ты хочешь, чтобы я тебя боялся! А я не боюсь! Я дяде пожалуюсь! Он тебя прибьет! Аня!
– Тише, тише, – подошел дядя Лёка, как раз вовремя, чтобы развернувшийся Костик ткнулся ему в живот. – Не надо шуметь! А посмотри, что у меня есть! Ну же, малыш! – Дядя Лёка подтолкнул сжавшегося Костика, но тот отрицательно замотал головой. – А что я нашел?
Дядя Лёка поднял руку, и у Светика на мгновение потемнело в глазах. Это была шоколадка. Желтенькая упаковка с розовощекой девочкой в платке. Новенькая. Целенькая.
– Шоколадка! – тут же забыл все свои печали Костик. Он прижал к себе плитку, словно это была его родная мать. Зыркнул злыми глазками по сторонам, проверяя, нет ли желающих на его радость покуситься. Желающих не было.
– Вот мы сейчас чай попьем, – хлопнул себя по бокам дядя Лёка и даже чуть присел, чтобы стать одного роста с мелкой врединой. – Поживешь еще немного у дяди Лёки? И яичница у меня почти готова.
Светик попятилась. Вид шоколадки рождал панику.
Новая плитка. Дядя Лёка никуда не отходил. Значит, ему дали. Здесь из щедрых раздатчиков только один человек. И даже не человек, а злой демон.
Костик зашуршал оберткой, впился зубами в коричневый край.
Светик зажмурилась.
Плитка с щелчком сломалась под его зубами.
Светик крутанулась и бросилась на выход.
– Света! Света! – звал в спину дядя Лёка, но больше она не останавливалась.
Ногами впрыгнула в сапоги, натянула куртку.
Дождь – не страшно, лишь бы скорее прочь!
Дождь был не сильный, так, слабый моросит. Светик надвинула ниже на лоб капюшон, прикинула, как долго ей придется идти.
Предположим, она сейчас добежит до дамбы. Лодки там нет. Кричать, прыгать – никто не услышит. Да и бежать мимо кладбища, мимо болота с Белой Женщиной – страшно, еще утащит в болото, утопит. А может, на маяк? Туда каждый день приезжает смотритель. Оттуда ее спасут быстрее.
Маяк! Анка за ночь сходила туда и обратно, и Светик сможет!
Девочка стояла около куста. Смотрела внимательно. Как будто спрашивала: «Неужели тебе здесь не понравилось?»
