Нашарив пульт, я включил телек и принялся щелкать по каналам. Передачи в основном попадались неинтересные. То новости, то реклама, то какие-то попсовые клипы… Когда я переключился, наверное, в десятый раз, на меня с экрана уставилось… лицо старухи в черном. Она даже успела погрозить мне пальцем.
Истошно взвыв, я машинально вновь переключил канал.
— Что с тобой? — влетела ко мне встревоженная мать.
— Да туг вот… — уже начав говорить, я понял: признаваться, что видел старуху, ни в коем случае нельзя.
— Где у тебя болит? — пытливо смотрела на меня мать.
— Нигде. — Я лихорадочно пытался найти правдоподобное объяснение, но в голову ничего путного не лезло. И я, как дурак, повторял: — Да тут… Вот… Такое…
— Федор, не надо ничего от меня скрывать!
Видимо, окрик матери благотворно подействовал на мой «воспаленный» мозг, и у меня возникло замечательное объяснение:
— Да я локтем случайно ударился. Прямо искры из глаз посыпались.
— Вот поэтому я и велела тебе особенно не двигаться, — тут же пустилась в назидание мать. — У тебя сейчас плохая координация. При сотрясении мозга — это нормально.
Я уже разинул рот, чтобы возразить: мол, нет у меня ни плохой координации, ни сотрясения мозга. Однако в самый последний момент воздержался. Во-первых, слова мои прозвучат для матери словно глас вопиющего в пустыне. Она уже уверила себя, что у меня сотрясение мозга. И разубедить ее в силах одни лишь результаты рентгена. Так что я промолчал.
Мать удалилась. Из большой комнаты до меня донеслись звуки телевизора. Там громко восклицали, охали, рыдали и стонали. Явно какой-то сериал.
Мне лично сейчас смотреть телевизор совсем не хотелось. Из головы не выходила старуха в черном. За последние два дня я видел ее уже в третий раз. Пожалуй, слишком много для случайных совпадений. И почему меня так испугало ее появление на экране? Ведь заорал-то я не от неожиданности, а от ужаса. Подумаешь, какая-то старушенция по телеку. И вообще, она ни разу не сделала мне ничего плохого. С чего же, спрашивается, мне до сих пор не по себе?
Я попробовал вспомнить, на каком канале она мелькнула. Похоже, на нашем, кабельном. Ну-ка, посмотрим, что это за передача. Может, старуха еще там? Тогда хоть проверю свои ощущения.
Но что-то точно удерживало меня, и я далеко не сразу решился нажать нужную кнопку на пульте.
Наконец я переключился на кабельный. Меня одолел нервный смех. Было чего бояться! По местному каналу транслировали тот самый дурацкий сериал, который смотрела сейчас в большой комнате мать. Не в силах слушать страстные завывания, рыдания и признания в любви, я «убежал» на новости второго канала.
Лениво слушая ведущего и смотря репортажи, я продолжал размышлять о старухе в черном. Она будто меня преследовала. На кладбище. В поликлинике. По телевизору… К чему и зачем? И, главное, опять этот кабельный канал. Странно, почему мы с предками видели вчера там совершенно разное? Такого просто не может быть. И однако же было. Неужели Витек мне и впрямь заехал по какому-то важному нерву, и у меня в башке все сдвинулось? Но ведь старуха-то мне первый раз встретилась до драки. И Жанна видела ее. Или это тоже мои глюки?
Мне стало вовсе не по себе. Что, если и на кладбище мы ходили только в моем больном воображении? Но тогда где мы были на самом деле? Тут мне вспомнилась еще одна странная вещь. Я думал, мы с Жанной гуляли от силы часа полтора. А вернувшись домой, обнаружил, что нас не было дома больше четырех часов.
В голове у меня образовалась полная каша. Прямо как в дурном сне, когда одни события наезжают на другие, но не связываются воедино. Я в отчаянии потряс головой, но мысли от этого только сильней перепутались. Голову вдруг стянуло будто обручем, во рту пересохло, и я почувствовал жуткую жажду. Теперь у меня и впрямь были все симптомы сотрясения мозга.
— Мама! Пить! — простонал я.
Ответа не последовало.
— Мама! — громче прежнего повторил я. Кричать стало тяжело. На меня вновь накатил беспричинный страх. Я трясся, словно в ознобе, и слышал дробный стук собственных зубов.
— Мама! Скорее сюда! — из последних сил еще раз позвал я.
Снова безрезультатно. В остатках моего почти угасшего сознания вдруг возникло: «У нее, видимо, слишком громко работает телевизор».
На ватных ногах я поднялся с постели. Меня тошнило. Сделав несколько шагов, я едва не упал и оперся о стенку. С трудом отворив дверь, я побрел по коридору. Путь до большой комнаты показался мне очень длинным. Но я все-таки преодолел его.
Мать неподвижно застыла в кресле. Голос у меня совершенно сел, и я смог произнести: «Мама», — лишь шепотом. Она даже не пошевелилась. Трепеща от самых ужасных предчувствий, я подобрался к ней вплотную и заглянул в лицо. Она крепко спала. А по телеку по-прежнему шел сериал.
Я потянулся к пульту, лежавшему на подлокотнике кресла и вырубил телевизор. Мать встрепенулась, открыла глаза:
— Федор, зачем ты встал?
— Пить, — прохрипел я. — Я звал, а ты спала.
— И впрямь заснула, — вид у матери был виноватый. — Так умоталась с этим переездом. А тут еще у тебя сотрясение мозга.
Внимательно посмотрев на меня, она испуганно добавила:
— Господи, какой ты бледный. Ложись немедленно. Сейчас принесу попить.
На сей раз я даже не сопротивлялся. Мне действительно было плохо. Правда, вернулся я в комнату куда более уверенным шагом.
Стакан воды, принесенный матерью, я выдул чуть ли не залпом. И сразу же попросил еще. Мать многозначительно покачала головой и поторопилась с новой порцией. После второго стакана жажда моя, наконец, унялась.
— Надеюсь, теперь ты понял, что тебе в твоем состоянии следует неподвижно лежать? — спросила моя родительница.
Я согласно кивнул. Теперь я уже и сам был почти уверен, что у меня сотрясение мозга. Остаток этого дня я помню смутно, ибо провалялся в каком-то полузабытьи. Ни читать, ни смотреть телевизор, ни даже слушать музыку не хотелось. Обычно такое случается со мной при очень высокой температуре, когда организм борется с болезнью.
Помню только, что отец, вернувшись с работы, заглянул ко мне в комнату. Мы перекинулись парой слов, и он отправился на кухню обедать. Потом у меня жутко разболелась голова. Мать надавала мне кучу таблеток, и я провалился в тяжелый глубокий сон.
Утро выдалось ясным, солнечным. Я легко вскочил с постели и только по пути на кухню вспомнил, что у меня сотрясение мозга. Голова, однако, больше не болела и не кружилась. И вообще, я чувствовал себя совершенно здоровым.
Мать при моем появлении попыталась вновь завести речь о «строгом постельном режиме», но я заартачился. Мол, со мной все прекрасно. Хочу позавтракать на кухне и точка.
Родительница внимательно на меня посмотрела. Кажется, она осталась довольна моим видом. Потому что больше на завтраке в постели не настаивала.
