– Фотографию? – Ника со странным выражением посмотрела на меня. И снова принялась рассматривать портреты.
А я вынула из стопки вышивку с изображением казака. Чем-то он меня зацепил, этот казак. Наверное, своим странным оружием – ну не видела я, хоть убей, такого оружия никогда и нигде. Исключением был лишь мой сон, которому я до сих пор не верила.
Впрочем… зачем я обманываю себя? Казак заинтересовал меня тем, что был мне знаком. Именно так. Хотя изображение было больше похоже на детский рисунок, но эти усы с лихим изгибом, эти густые косматые брови и острый взгляд темных глаз я однозначно где-то видела. Только не могла припомнить где. Человек с топориком из моего сна выглядел иначе, да и не во сне я этого казака видела, а наяву, причем недавно… Но как это могло быть наяву? Может, он был и характерник, но разве они могут путешествовать во времени?
Я глубоко задумалась и не заметила, как замерла с вышивкой, которую держала перед собой на вытянутых руках, вперив глаза в рисунок. И вдруг нечеткие, выцветшие контуры стали меняться, проясняться, детская картинка на моих глазах трансформировалась во вполне четкое изображение живого человека. Я даже удивиться не успела, а словно в трансе, сидела и смотрела, как он шевельнулся, повернул лицо ко мне, хитро подмигнул, ловко подбросил в руках топорик… и снова стал вышитым изображением, выцветшим от давности лет.
Я с шумом выдохнула и положила вышивку на стол. Ничего ж себе! Возможно, я настолько перенервничала, что бредила, или же мне банально померещилось, – но теперь я его узнала!
Это был казак, который снял меня с поваленного дерева над ручьем. Иван Хмара…
Вот и решилась загадка.
Но вместе с тем на душе стало тревожно. Думалось, что он показался мне не просто так, а явно хотел о чем-то предупредить. И подбодрить…
Но ведь все было кончено, от огненного змея мы успешно избавились. Что же еще может случиться?
Холодок пополз по моей спине. Ольга? Может быть, это она упырем явится ночью к нашему дому? Но Ника говорила, что круг из освященной соли она не преодолеет. Или все же преодолеет?
А если не она, то что тогда?
Или я слишком себя накручиваю, а на самом деле мне просто померещилось, да и все?
Ну уж нет. С дерева он снял меня взаправду. А значит, и то, что я сейчас увидела, было по-настоящему! Вот так, и не иначе!
Впрочем, время шло, и ничего плохого не происходило. Ника все разглядывала портреты, что-то записывала и зарисовывала в тетрадке найденными у меня в шкафу цветными карандашами. А я дошила свою салфетку и взялась за следующую.
Вечером явились ребята, всей компанией, еще и каких-то новых привели. Пришел и Петро.
В этот раз Тарас не взял музыку, что-то там в аппаратуре сломалось, зато он сообщил: завтра будут чинить электричество. И эта новость развеселила всех получше любой музыки. А Даринке никакой музыки и не требовалось – она стала напевать и выстукивать ложкой по столу какой-то задорный танцевальный ритм так весело, что Оксана с хохотом пустилась в танец, потянув за собой своего кавалера, к ним присоединились и другие.
Петро поманил меня за дверь, и едва мы остались одни, спросил тревожно:
– Ну как там Ника?
– Нормально. Ходит улыбается. Все прошло. А как там… Ну, в общем, мне после того похода на кладбище страшно на улицу выходить.
– Не бойся. Мама ходила к священнику, он у нас толковый, и еще к кому следует… Ольга больше никого не потревожит.
Он с грустью опустил глаза, и я решила не задавать ему никаких вопросов. Потому что ответы на них, как я догадывалась, были малоприятны и ему, и мне.
– А я боялся, что вы сегодня уедете, – прервал молчание Петро.
– Нет, мы еще немного побудем здесь. Пока карантин не закончится.
В его глазах промелькнула радостная улыбка.
– А признайся, – усмехнулась я, – какую вышивку ты заказывал у моей бабушки?
– А вот не признаюсь!
– Ах, вот ты как! – я состроила строгую мину. – Тогда возьму и завтра уеду!
– На чем уедешь – на пешкарусе? – усмехнулся он. – На станцию-то как ты без меня доберешься?
– А я дядь-Юру попрошу!
– А я ему все колеса проколю!
– Ему? А может, его машине? – дурачилась я. – Ой, а Ника свое окошко для кормежки плакатом заклеила, с часами. Чтоб кормили по часам, надо полагать!
– Как вспомню! – Петро поморщился. – Ох и страху натерпелись…
– Ага. А бабушка еще потом и подумала про нас непонятно что.
– Ну, знаешь ли! – он принял солидный вид, будто собирался изречь что-то мудрое. – Твоя бабушка, конечно, глуховата. Но не слепая ведь!
– Ах ты!..
В этот вечер гости задержались у нас надолго, чему я только была рада. Мы с Петром еще долго хохмили и дурачились, вернувшись к остальной компании. На душе было легко и весело.
Наконец, ребята стали прощаться, и я предложила Петру:
– Давай я тебя провожу!
– А назад одна, что ли, будешь добираться? – он недоуменно прищурился.
– А назад ты меня проводишь!
Все засмеялись, и он согласился.
– Давай, не задерживайся там, – сказала мне Ника, провожая нас до порога.
Из дома вышли всей компанией, потом народ разбрелся по домам, а я добросовестно дошла с Петром до его калитки. В этот вечер зима, похоже, вспомнила, что она все-таки зима, и решила побаловать нас снежком. Мелкие снежинки густо зароились в воздухе, быстро покрыв белой скатертью улицу, хаты, деревья с заборами… Это была настоящая, подзабытая за последнее время зимняя сказка.
– Какое все белое! – взмахнула я руками и закружилась. – Теперь даже представить трудно, каким черным и страшным все казалось вчера, позавчера… Как будто никакой этой жути и не было.
– Ага… Хорошо бы, чтоб не было, – он впервые за этот вечер нахмурился, но снова улыбнулся: – Ну что, теперь я тебя провожаю?
И мы повернули обратно. В этой белой безветренной тишине слышался только скрип свежего снежка под нашими сапогами. Краем глаза я увидела, что мы на улице не одни, какой-то человек, неразличимый за снеговой пеленой, шел нам навстречу со стороны огородов. Мне не было никакого дела, а вот Петро встал на цыпочки, пытаясь разглядеть позднего прохожего.
– Кого это несет? Дядь-Юра, что ли? Или Семен Остапыч? И что он забыл в такое время на огородах?
– Подойдет – спросишь.
Я сгребла со скамейки у чьей-то калитки снег, слепила снежок и запустила в Петра. Он не остался в долгу, и так мы кидались до самого дома, даже думать забыв о неизвестном прохожем. Но я не видела, чтобы тот проходил мимо нас. Скорее всего, просто не заметила.
Петро проводил меня до самой двери, дождался, когда я закроюсь изнутри, и пошел домой. Я припала к окошку, что у двери, и провожала Петра взглядом, пока он не исчез в снеговой пелене.
