– Входи.
Монастырь
Я молча вошла, и она, заперев ворота на ключ, тоже молча повела меня через мощенный булыжником двор к тому самому невзрачному зданию, которое при первом взгляде вызвало у меня тоску. Однако внутри оно оказалось чистеньким и уютным, а главное – теплым. Стены были аккуратно выбелены, а пол покрывали узорчатые дорожки.
– Подожди здесь, – сказала моя провожатая. – Я сообщу матушке Евдокии.
Она свернула за поворот коридора и скрылась из виду. Кто знает, как воспримет эта самая матушка мое появление. Еще начнется сейчас – почему в брюках, почему без платка! Я однажды имела неосторожность зайти в церковь в таком виде, как сейчас, и там нарвалась на подобные нравоучения. Тогда я развернулась и ушла, но теперь, когда я только-только начала согреваться…
Матушка Евдокия появилась с противоположного конца коридора. Это была невысокая, приятной внешности женщина средних лет.
– Здравствуйте, – несмело сказала я, когда они с моей провожатой подошли ко мне.
– Добрый вечер. Тебе не плохо? – строго спросила она, окидывая меня пристальным взором.
– Нет, – удивилась я странному вопросу. В самом деле, почему мне должно быть плохо? Устала – да, проголодалась – да, замерзла – не то слово, но чтобы плохо? Неужели я так плачевно выгляжу?
– Вот и славно, – удовлетворенно кивнула матушка и улыбнулась: – Заблудилась, значит? И куда же ты шла, если не секрет? Или – откуда?
– Я к бабушке приехала, в деревню Холмище, но не нашла туда дороги.
– Ты приехала туда к бабушке? – Ее лицо вытянулось в нескрываемом изумлении. – Вот это да! Впрочем, ладно, позже побеседуем, скоро время трапезы. Раиса, позаботься.
Вот так, и никаких придирок к брюкам!
После трапезы, на которой присутствовали около двух десятков женщин разных возрастов, матушка позвала меня к себе и подробно расспросила о моих приключениях. С дотошностью сыщика она выспрашивала о каждой мелочи, и я сама не заметила, как рассказала ей все с самого начала, то есть с появления Лильки. Матушка Евдокия то хмурилась, то удивлялась, но, по всему видать, верила.
– Что ж ты не послушалась матери? – пожурила она меня под конец. – Мать-то, поди, лучше знает, раз не пускает.
– Ой! – спохватилась я. – А нельзя ли отсюда позвонить?
– У нас нет телефона.
– А с мобильника? Есть тут сигнал?
– Разве что с колокольни, и то с десятой попытки.
В сопровождении все той же Раисы я поднялась на колокольню, и у меня все же получилось дозвониться.
– Что с тобой, где ты? – закричала мама, едва взяв трубку.
– Да не волнуйся, мам, все нормально, я благополучно доехала. Остановилась переночевать в монастыре, а завтра пойду…
– Не смей туда ходить! Завтра с утра на автобус и домой, поняла!
– Мам, да не переживай ты! – попыталась я ее успокоить. – Я ведь уже не маленькая и вполне могу за себя постоять. Раз уж я сюда приехала, то хотя бы пойду и познакомлюсь с бабушкой. А потом вернусь, если ты так настаиваешь.
– Ох, Ника, – вздохнула мама. – Вечно тебе неймется! Ты не…
Пи-пи-пи… Связь прервалась.
Еще несколько раз набирала я номер, но без толку. Ну что ж, может, так и лучше. Мама предупреждена и вроде бы уже не слишком сердится, вот и хорошо. А сказать окончательное «нельзя!» она не успела, хи-хи! Ладно, мам, обещаю тебе бережно относиться к семейным тайнам, которые там узнаю.
Я спустилась вслед за Раисой по скрипучей деревянной лестнице, освещаемой лишь моим мобильником. Сойдя на землю, Раиса первой свернула за угол.
– Тьфу ты!.. Господи помилуй, напугала! Что ты тут ходишь?
Оказалось, она едва не столкнулась лбами с какой-то молодой монахиней, которая, фыркнув, убежала.
Матушка Евдокия дожидалась нас в коридоре у входа.
– Ну как, дозвонилась?
– Да, спасибо.
– Успокоила маму?
– Более-менее. Не успели договорить, связь прервалась.
– И как, разрешила она тебе идти в деревню?
– Вообще-то нет, – призналась я. – Но и запретить не успела.
– Как же ты намерена поступить?
– Раз уж я сюда приехала, так схожу, хоть познакомлюсь. Интересно все же. У меня никогда не было бабушки…
– Понимаю, – добродушно улыбнулась матушка, но сразу же снова приняла строгий вид: – Вот что, Ника. Так и быть, расскажу я тебе кое-что об этой деревне, и ты подумаешь, идти туда или нет.
Скрипнула входная дверь, и порог перешагнула та самая молодая монахиня, что пять минут назад напугала Раису. Это была девчонка примерно моих лет или чуть старше, с широким одутловатым лицом, на котором застыла ироничная улыбочка.
– Марина, ты где бродишь? – строго спросила матушка.
– Вышла воздушком подышать, а че тут такого, гы! – без малейшего почтения ответила та.
– Марина! – возмущенно загудела Раиса. – Да как ты…
Матушка остановила ее жестом:
– Постой. Вот что, Марина, ступай, отопри нижнюю келью, там мы устроим на ночлег нашу гостью.
Марина ушла, а я вопросительно уставилась на матушку.
– Вы хотели мне что-то рассказать…
– Да, Ника, мы поговорим, но утром. Не следует некоторые вещи упоминать на ночь глядя. Сейчас тебе лучше поскорее уснуть. Ложимся мы здесь рано и встаем рано.
Так она говорила, пока мы шли по извилистому коридору. За поворотом несколько ступенек вели вниз, и там я увидела две низкие двери, одна напротив другой. Та, что справа, была открыта, а рядом стояла, подбоченившись, Марина и вертела на пальце ключ.
– Вот тебе и спальня, – сказала она. – Да смотри, дверь не перепутай, гы!
– А что там? – Я покосилась на левую дверь.
– А там у нас святая отшельница! Сама никуда не выходит, и к ней заходить нельзя, во как! Только Евдокии и можно…
– Не Евдокии, а матушке Евдокии! – грозно поправила Раиса.
– Ох, да какая разница! – махнула рукой Марина, подмигнула мне и убежала, не дожидаясь дальнейших нравоучений.
– Сто раз говорила – гнать ее отсюда надо! – обратилась Раиса к матушке, молча слушавшей этот разговор. – Куда такое годится! Грубит, от работы отлынивает, а то и вовсе убегает неизвестно куда…
– Терпение, Раиса, терпение, – ответила та. – Помнишь, каким волчонком она к нам пришла? А сейчас уже немного остепенилась. Я все же не теряю надежды спасти эту несчастную душу. Для того ведь и стоит наша обитель. Не здоровые нуждаются во враче, а больные.
– Не будет доброго плода с плохого дерева! – парировала Раиса. – Тем более из этого гадючника!
