Наутро он уехал, имея при себе, кроме отчаяния, четыре карандаша, записную книжку, обратный билет и фунта три на чаевые.
Не знаю, помните ли вы такую песенку: «Ти-ум, ти-ум, ти-умм/ти-ум, ти-ум, ти-а-а» и так далее, до заключительных слов «Болит моя душа». Теперь ее редко поют, а раньше – сколько угодно. Разгонятся, приостановятся и как взвоют: Ду-у-ша-а-а!»
Ничего не скажешь, печально, и я бы об этом не вспоминал, если бы упомянутая фраза не подходила так точно к состоянию Бинго. Что-что, а душа у него болела, поэтому он страшно бранился, и я его не сужу.
Поворачивая в ране кинжал, он бродил по залам, проверяя систему на бумажках. И чем больше он ее проверял, тем лучше она срабатывала. Не захочешь, выиграешь.
К концу второго дня он вконец извелся. Нет, вы представьте, сколько денег – а он не может подступиться. Гарсия давно бы их загреб, тем более – Дарнборо, не говоря уж об Оуэрсе. А он нищ; и, заметьте, только потому, что у него нет первоначального капитала, да еще такого, который для Пуффи – просто гроши. Да, положеньице.
На третье утро, просматривая газету, он чуть не подавился кофе. Среди прибывших в Ниццу числились принц и принцесса Грауштрак, бывший король Руритании, лорд Перси Поффин, графиня Гоффин, генерал-майор сэр Эверард Слерк и мистер П. Проссер.
Конечно, Проссеры бывают разные, но именно такой сноб, как Пуффи, поселится рядом с принцессами. Словом, Бинго побежал к телефону и позвонил портье.
– Алло? – сказал портье. – Да? Отель «Манифик». Портье у телефона.
– Дит муа, – взмолился Бинго, – эске вуз авэ дан вотр отель ен мсье номмэ Проссэр?
– Да, сэр. Есть.
– У него боку дё… (А черт, как по-ихнему «прыщи»?!)
– Baeucoup de boutons, monsieur, – подсказал почтенный француз.
– Соедините меня с ним! – сказал страдалец и вскоре услышал сонный голос: «Алле!»
– Привет, Пуффи, – крикнул абонент. – Это я, Бинго.
– О Господи! – отозвался собеседник, не внушая особых надежд.
Занимать у Пуффи деньги не стоило, во-первых, потому, что он почти всегда страдал с перепоя, а во-вторых, потому, что только он из Трутней был богатым. У него вечно просили в долг, он совсем извелся, и Бинго решил его умаслить.
– Увидел, что ты здесь, – защебетал он. – Какая радость! Нет, какая…
– Что нужно? – оборвал его Пуффи.
– Как что? Хочу тебя угостить. Встретимся за ленчем.
Да, он принял РЕШЕНИЕ. Быть может, денег не хватит; быть может, его выведут; но чаевыми он рискнет.
Пуффи уди вился.
– Что-то с трубкой, – предположил он. – Я услышал: «Хочу тебя угостить».
– Вот именно.
– Меня?
– Тебя.
– И счет оплатишь?
– Естественно.
Они помолчали.
– Надо бы это послать в отдел «Верьте – не верьте…», – сказал Пуффи.
Такой тон Бинго не понравился, но он себя сдержал.
– Где будем есть? – спросил он. – И когда?
– Да тут, – сообщил Пуффи. – Я спешу, сегодня скачки.
– Ладно, – согласился Бинго. – Ровно в час.
В час он и прибыл со своими скудными средствами. По дороге в Ниццу, в автобусе, он испытывал смешанные чувства – то надеялся, что у Пуффи плохо с животом, то опасался, что недуг усугубит его скупость. Как все сложно на свете…
Пуффи оказался здоровым. Быть может, оттого, что платить не ему, он беспечно упоминал метрдотелю спаржу и тепличный виноград. Когда же – видимо, по привычке – он заказал дорогое шампанское, Бинго показалось, что счет будет не меньше, чем суммы, которые Рузвельт выжимает из конгресса для поддержки фермеров.
Однако страдалец держался, разве что стиснул кулаки, когда гость налег на икру. Помогало и то, что клубный богач умягчается на глазах. Махнув на все рукой, Бинго спросил сигар и ликеру, а Пуффи, откинувшись в кресле, расстегнул последние пуговицы.
– Да, – заметил он, – будет о чем поведать внукам. Меня угостил Трутень! Вот что, Бинго, я бы хотел тоже доставить тебе радость.
Словно услышав нужную реплику, Бинго потянулся к другу и нежно снял пушинку с его рукава.
– Запомни, – продолжал тот, – ставь на Пятнистого Пса. Верное дело!
– Спасибо, Пуффи, – сердечно ответил хозяин. – Если дашь десятку, поставлю.
– Какую десятку?
– У меня больше нет денег.
– И не нужно, – сказал друг, а Бинго удивился, почему ему все время говорят эту фразу. – Здесь мой лондонский букмекер. Он даст тебе кредит.
– Зачем его затруднять? – удивился Бинго, снимая пушинку с другого рукава. – Дай десятку, и ладно.
– Знаешь, – заметил Пуффи, – я бы выпил еще ликеру.
Именно в этот беспросветный миг к столику подошел солидный и благодушный мужчина. Из начавшейся беседы Бинго вывел, что это и есть букмекер.
– Мой друг, мистер Литтл, – сообщил ему Пуффи, – хочет поставить десятку на Пятнистого Пса.
Бинго собрался покачать головой, прибавив, что жена не любит азартных игр, когда средиземноморское солнце во всей своей славе осветило лицо Пуффи Проссера, несомненно – пятнистое. Мало того, у букмекера алело пятно на носу, а лоб у официанта был просто усеян прыщами. Бинго вздрогнул. Он понимал язык знамений.
– Идет, – сказал он.
И они отправились на скачки. Первой пришла Лилия, второй – Кэрри, третьим – Железнобокий, четвертым – Мобурже, пятым – Непобедимый, шестыми – Голубка и Душка, седьмым – Пятнистый Пес.
Оставалось одно – попросить букмекера об отсрочке, что Бинго и сделал.
– Пожалуйста, – сказал тот, похлопав его по плечу. – Буду рад, вы мне нравитесь.
– Да? – обрадовался Бинго. – Нет, правда?
– А то! – подтвердил букмекер. – Похожи, знаете, на моего сынка, который скончался от воспаления легких, когда победил Вустерский Соус. Подожду, как не подождать! Скажем, до пятницы.
Бинго предпочел бы год или, еще лучше, полтора. Букмекер об этом догадался.
– Вы что, не управитесь?
– Да, знаете…
Букмекер поджал губы.
– Суеверия глупы, – сказал он, – но так уж выходит: если мне кто не отдаст, с ним непременно что-нибудь случается. Ну, буквально раз за разом!
– Да? – прохрипел Бинго, вконец уподобившись покойному сынку.
– Да, – твердо отвечал букмекер. – Прямо рок какой-то. Вот недавно такой Уотерспун задолжал мне пятьдесят фунтов. И что же? Нашли на улице без сознания, а там наложили шесть швов.
– Шесть?
– Точнее, семь. Забыл небольшой, над левым глазом. Эй! – крикнул он. – Гырбырт!
