– Я рад, что вы со мной поделились.
– Благодарю вас, мистер Джон. Завтрак доедать будете?
Джон отринул все земное.
– Нет. Я буду думать.
– Бог в помощь, мистер Джон.
Оставшись один, Джон подошел к окну. Разум его работал с быстротой и четкостью, которой позавидовал бы всякий сыщик. Впервые подумал он, что в путаном рассказе Хьюго что-то есть. Вместе с сообщением Стергиса слова его немало значат.
Твист… Что о нем известно? Явился сюда невесть откуда, завел этот «Курс». А вдруг он прикрывает лечебницей темные делишки? Ученые преступники всегда заводят – как ее? – ширму.
Тут взгляд его упал на Томаса Дж. Моллоя, гуляющего у рва со своей сногсшибательной дочерью. Вот уж ко времени! Сейчас нужен толковый человек, с которым можно поделиться сомнениями.
Джон быстро вышел из галереи и сбежал вниз.
3
Моллой по-прежнему гулял и встрече обрадовался. Сейчас он был примерно в том состоянии, в каком недавно был Джон.
– Привет-привет! – сказал он с грубоватой сердечностью. – Вернулись? Ну как, развлеклись в столице?
– Спасибо. Я хотел…
– О краже слышали?
– Да-да. Так я, знаете…
– Ужас какой, а? И, как на беду, мы с Долли уехали в Бирмингем! Был бы я здесь, ничего бы не случилось. Слышу я хорошо, да и стреляю неплохо, мистер Кэррол, вы уж мне поверьте. Надо быть очень прытким, чтоб от меня уйти.
– Это уж точно, – подтвердила Долли. – Ах, какая жалость! И никаких следов…
– Нет, душенька, есть отпечаток большого пальца. Но что с того? Нельзя же перерыть всю Англию!
– А главное, – сокрушалась Долли, – никто его не видел!
– Вот тут вы не правы, – сказал Джон. – Об этом я и хотел потолковать. Дворецкий что-то услышал, пошел посмотреть и увидел, как вор спускается по лестнице.
Если до сих пор он мог посетовать на невнимание, теперь все изменилось. Мисс Моллой очень широко открыла глаза, отец ее страшно обрадовался.
– Увидел! – вскричала она.
– К-к-как? – вскричал мистер Моллой.
– Так. Вы, часом, не знаете такого Твиста?
– Т-Твиста? – Мистер Моллой наморщил лоб. – Лапочка, знаю я Твиста?
– Что-то знакомое… – сказала Долли.
– У него неподалеку лечебница, – пояснил Джон. – Дядя пробыл там недели две. Прошел такой курс…
– Ну конечно! Ваш дядя мне говорил. Но…
– По-видимому, – предположила Долли, – он приезжал к дяде, а дворецкий принял его за вора.
– Вот именно! – подхватил Моллой, еще не справившись с дыханием. – А как же иначе? Насколько мне известно, они – большие друзья. И потом, у него процветающее дело…
Джона не сбили с пути поверхностные доводы. Доктор Уотсон – тугодум, но если уж он что-то схватит, то схватит.
– Да, вроде бы странно, – сказал Джон. – Но если подумать, мы увидим, что вор прежде всего заведет пристойное дело, чтобы усыпить подозрения.
Мистер Моллой покачал головой:
– Мне кажется, это… э-э… притянуто за уши.
Джон усомнился в его здравомыслии.
– Во всяком случае, слуга его видел. Если я к нему заеду, вреда не будет. И предлог есть: дядя не хочет платить за весь курс.
– Да, – отвечал мистер Моллой сдавленным голосом. – Но…
– Езжайте-езжайте! – воодушевилась дочь. – Молодец, что придумали. Конечно, тут нужен предлог, иначе он удивится.
Джон одобрительно на нее посмотрел.
– И еще, – продолжала она, – не забывайте, вор поранил палец. Если у Твиста он забинтован или залеплен пластырем…
Джон совсем восхитился.
– Замечательная мысль! Кроме того, я проверю, простужен ли он.
– П-п-про-с-с-тужен? – переспросил мистер Моллой.
– Да. Понимаете, этот слуга слышал, как он чихает.
– Ну, подумайте! – воскликнула Долли. – Целых два ключа. Вот что, едем немедленно! Если мы явимся вдвоем, он ничего не заподозрит. Я скажу, что хочу посоветоваться насчет брата. Спорю на миллион, этот ваш Твист и есть преступник. Конечно, он прикрылся почтенным делом. В общем, выводите машину, я сейчас.
Джон ответил не сразу. Охота охотой, но на час дня назначено то, что намного важнее таинственного Твиста.
– Я должен вернуться без четверти час, – сказал он.
– Зачем?
– Ну, должен.
– Хорошо. Мы же не до ночи там провозимся! Посмотрим на него – и домой. Тут двадцать миль, в конце концов. Вернемся раньше двенадцати.
– Вы правы, – согласился Джон, – совершенно правы. Подождите минутку.
Мнение его о мисс Моллой резко подскочило вверх. Да, он не любил таких девиц, мало того – ей вроде не место в Радж-Холле, но умна, ничего не попишешь.
Именно в этом ее свойстве усомнился мистер Моллой. Выпучив глаза, он издавал странные, натужные звуки.
– Успокойся, стариканчик, – посоветовала Долли.
– Успокоиться, вот как? Затеяла черт знает что…
– Совсем одурел! Он же все равно туда поедет. И палец он заметил бы сам. Я просто дала понять, что мы с ним заодно.
– Какой от этого толк?
– Сейчас скажу. Беги в нашу комнату и хватай эти капли. Одна нога здесь, другая – там!
Иногда в ненастный день из-за туч проглядывает солнце. Именно так изменилось лицо Моллоя при волшебном слове «капли».
– Значит, – продолжала Долли, – мы уезжаем, ты скачешь к телефону и сообщаешь Твисту, что я везу капли. Пусть заготовит какой-нибудь напиток, чтоб этот тип не почувствовал вкуса.
– Ясно, лапочка! – воскликнул Моллой с той восторженной покорностью, с какой наполеоновский солдат приветствовал замысел кампании. И все же он чуть-чуть сомневался. Да, умна, ничего не скажешь, но в молодом энтузиазме может проглядеть кое-какие мелочи. – Только, знаешь, ты не в Чикаго. Хорошо, заснет он, а что дальше? Проснется. И страшно разбушуется.
– Я все учла. Несомненно, у Шимпа есть помощники. Передай, чтобы он им сказал, что приедет молодая дама с ненормальным братом. Его надо усыпить и запереть, чтобы он никого не укокал. А мы за это время смоемся. Раз уж Шимп засветился, надо спешить. Сегодня и уедем. Так что ты тут не гуляй по лугам, а действуй. Я скоро вернусь. Ясно?
– Солнышко, – благоговейно проговорил ее супруг, – я всегда говорил, что ты – ума палата. В жизни бы такого не придумал.
4
Примерно через час сержант Фланнери, мирно сидевший под тенистым вязом, оторвался от детектива, позволявшего отдохнуть его бдительному разуму, и увидел саму красоту. По газону шла девушка, которую наметанный глаз мгновенно отнес к подвиду «Истинная душка». В мягких струящихся одеждах песочного цвета, с блестящими карими глазами, она тронула в чувствительном сержантском сердце нужную струну. Он браво вскочил, отдал было честь, но вовремя подкрутил усы и проревел:
