Теперь у него было копье! Пусть не самое лучшее: деревянное острие слабое, легко ломается, если попадет в череп или кость, быстро разлохмачивается, когда задеваешь им в пути ветки или влажную траву. Но все равно, при сильном ударе им можно нанести опасную рану даже сильному зверю, ударить, отпугнуть. А еще у него теперь были скребки, резаки, топор, заготовки для ножа и серпа… Уже хорошо, уже не так страшно смотреть в будущее.
«Вот теперь можно и за едой отправляться», — весело решил Камыш. Снова взявшись за свой топор, у ближней ольхи он споро срубил нижнюю толстую ветку, укоротил ее, оставив кусок длиной чуть больше руки, полукруглым скребком подровнял у комля. Осмотрев коллекцию осколков, выбрал плоский обломок, шершавый с одной стороны, и бодрой трусцой помчался к заливу.
В этот раз он не стал выдергивать листву — втыкая ольховую палку в дно, Камыш выворачивал растения вместе с корнем, вытягивал толстую, с палец, мохнатую плеть насколько хватало сил — а потом обрезал кремневым осколком.
От берега по заливу поползла вонючая глинистая муть. Гуси и утки, поначалу шарахнувшиеся от человека в стороны, потянулись на запах, стали нырять, хлопая клювом, выцеживать изгнанных из безопасного укрытия червячков, личинок и мотыля, и вскоре настолько осмелели, что плавали — рукой достать можно. Впрочем, Камышу было не до них: разорив, перерыв берег на несколько шагов, он добыл изрядную груду корней. Гуси, хотя и кажутся довольно неуклюжими и неповоротливыми, при малейшей опасности в момент увернутся. А корни — вот они, здесь!
Перетащив добычу к протоке, паренек хорошенько выполоскал ее в воде и, оставив каменный ножик и копалку возле заводи — руки-то заняты, — гордо зашагал к временному убежищу.
— Вот, держи! — высыпал добычу перед девочкой гордый собой Камыш. — Это не листики. Корни сытные, тут еды и на завтра хватит.
— Какие мужчины глупые, — презрительно сморщила носик больная спутница. — Их же сырыми не едят, их запекать нужно.
— Подожди, это еще не все! — Камыш сорвался с места и вскоре вернулся, удерживая ладонями у пуза собранное каменное сокровище. Снова убежал, на этот раз приволок трухлявую палку и березовый древесный гриб.
— Это трут, — пояснил паренек. — Он не горит, но тлеет. Зато долго тлеет, такой палки на всю ночь хватит. Или гриба, он еще медленнее истлевает.
Камыш пошел по холму, собирая сухой валежник. Дни в землях племени стояли жаркие, солнечные. Роса до холма не добиралась. А потому все валявшиеся вокруг деревяшки для костра подходили идеально. Искры хватит, чтобы разгореться. Однако паренек решил не рисковать и снял с березки под холмом несколько тончайших, невесомых полосок бересты, добавив к ней комок сухой травы. Затем среди принесенного валежника выбрал толстый сосновый сук, упер его в корень, выпирающий из песка прямо рядом с девочкой.
Золотая Тень, прикусив губу, внимательно наблюдала за его приготовлениями. Паренек нашел среди камней осколок с совсем узкой острой кромкой, склонился над суком, водя по нему новеньким инструментом. На песок посыпалась тонкая стружка. Вскоре в деревяшке появилась канавка в полпальца глубиной. В ее конце Камыш расковырял трещинку, в нее воткнул несколько соломинок и кусочек бересты, наскреб с гриба чуток трута. От другого валежника отломил ударом ноги сучок в два пальца толщиной, прижал его к груди и закрыл глаза, призывая на помощь всех духов своего рода и этого холма, моля о заступничестве Хозяина Реки и взывая к милости лежащей на земле деревяшки.
Даже в своем селении, пользуясь готовой, правильной отцовской теркой и готовым, отобранным и тщательно высушенным трутом, он добивался успеха далеко не всегда — слишком сложное это дело для двенадцатилетнего мальчишки. Здесь же, пользуясь первыми попавшимися палками и только что собранным трутом. Оставалось надеяться на то, что жаркая погода превратила в сушняк все вокруг, на что только падали солнечные лучи.
Камыш глубоко вздохнул, вставил палку в вырезанную щель, прижал деревяшку и, навалившись на сучок всем своим весом, принялся быстро-быстро двигать его в щели вперед-назад, не жалея сил.
Поначалу ничего не происходило, но вскоре он явственно ощутил легкий запах гари. В щели, в тех местах, где края палки упирались в дно, появились слабые коричневые полоски. Это не значило еще ничего — хорошо натертая древесина чернеет даже сырая. А сырую зажечь невозможно совсем.
— Дым, Камыш! Дым появился! — вдруг взвизгнула Золотая Тень. Но паренек не поддался на преждевременную радость. Он пытался добыть огонь не в первый раз и отлично знал, что успех приходит только тогда, когда потрачено немало времени, а сил в руках и теле уже не остается.
Для огня мало просто дымка, возникшего после трения. Нужно, чтобы мельчайшие крупинки древесной муки, что с дымом вытираются сейчас со дна выемки, сбились в самом конце — там, где приготовлен трут. И этих крупинок должно быть много. И от них должен заняться остальной трут. А первые дымные крупицы — они погаснут еще до того, как он успеет поднять голову. И Камыш продолжал тереть, тереть, тереть, пока не почувствовал, что сейчас упадет от бессилия. Только после этого он глянул в конец выемки, куда так долго бил теркой. Там над щелью курился совсем слабенький дымок — но он был!
Камыш тут же добавил в щель трута, осторожно подул, добавил еще, опять подул, и только заметив в коричневой кучке крохотную алую точку, аккуратно сунул в нее краешек белой полупрозрачной бересты. Он подул снова. Появился легкий язычок пламени — паренек подложил в него еще бересты, поднес сверху пук сухой травы, а когда занялась и она — тут же перенес к сложенным шалашиком тонким веткам. Они затрещали. Камыш уже смелее добавил сучки в палец толщиной и, не дожидаясь, пока они займутся, смело прижал сверху толстыми валежинами. И только после этого позволил себе откинуться назад и перевести дух.
— Ой-ёй-ёй! — радостно замахала руками Золотая Тень. — У нас костер! Знаешь, как удивится мама, когда нас найдет!
Теперь следовало отыскать место для трутной ямы. Ведь добывать огонь с помощью трения — очень трудно, даже в сухие дни не всегда получается. В сырую погоду — невозможно вообще. Поэтому огонь лучше не разжигать, а хранить. Самый лучший способ — в сухих ямках, набитых пересохшей трухлявой древесиной или трутом с березовых древесных грибов и слегка присыпанных от лишнего воздуха. Яма размером с человеческую голову способна тлеть почти два дня. В любой момент ее можно разрыть и раздуть огонь. Или досыпать свежего трута взамен истлевшего. Но она должна быть обязательно сухой, даже если пойдет сильный ливень. Если в яму затечет вода — все погаснет, придется начинать снова.
Дома люди делают такие ямы возле очага, на возвышении. Но в доме не бывает дождей. В лесу же сухое место найти весьма не просто. В низинах земля сырая просто всегда, на взгорках — в дождь по склонам течет вода и заполняет любые ямки. Причем в песке ни защитной канавы, ни бортика не сделать — влага все равно просочится. Поэтому в первую очередь паренек пошел на вершину холма. Туда, куда вода не способна стечь никаким образом. Увы, именно вершину облюбовали для себя могучие темные ели, которые, как известно, сухости не любят. На всякий случай Камыш все же копнул опавшую хвою, но под ней, как и ожидал, наткнулся на чуть влажный дерн.
