Стрейкен приказал себе расслабиться. Это не подействовало. Самообладание покидало его. Он попытался проигнорировать первый вопрос.
— Если это я ввел ей наркотик, то почему пипетка оказалась в ее сумочке?
— Это вы положили ее туда, — убежденно произнес Верховен, — как только вы поняли, что убили ее, то удостоверились, что на пипетке есть отпечатки пальцев девушки и спрятали ее в сумочку.
Стрейкен почувствовал нарастающее раздражение. Единственный способ защитить себя был в том, чтобы доказать: это Кристин пыталась ввести ему наркотик. Но его доводы звучали неубедительно, и он знал это.
— Послушайте, это она пыталась ввести мне наркотик. Мне жаль девушку, но в ее смерти я не виноват.
— Нет, Банбери. Даже если предположить, что это она подмешала наркотик в ваш бокал, то бокалы поменяли именно вы. Вы дали ей запрещенный препарат, а это нехорошее дело.
Стрейкен терял уверенность и самообладание. Ему не пришло в голову, что замена бокалов может убить Кристин. А сейчас он мог угодить в тюрьму.
— А если бы я не поменял бокалы, то сам лежал бы сейчас в морге.
— А если бы вы спросили ее напрямую, никто не лежал бы в морге, — возразил Грут.
— Я не убийца. Я не убивал ее. — Стрейкен почувствовал поднимающуюся волну гнева.
— Возможно, — сказал Купманс, — а как насчет угнанного джипа Питера Зеемана?
— Это не воровство. Пит не стал бы возражать. Спросите его, что он думает на этот счет. И спросите его, что он думает о том, что я убийца.
— Я спрашивал. И он сказал, что в следующий раз, когда увидит вас, он вас свяжет и бросит акулам. Он собирался проводить погружение на затонувшее судно и не смог доставить туда баллоны, потому что джипа не оказалось на месте.
— Черт возьми.
— Да, дело плохо. Хотите знать, что он еще сказал?
— Да нет.
Последовала тишина. Стрейкен слышал собственное дыхание.
— Вы лжете, Банбери. — Это звучало как рефрен. Верховен смотрел на него немигающим, как у змеи, взглядом.
Стрейкен встретился взглядом с Верховеном.
— Но если я хотел изнасиловать ее, то зачем же я повсюду оставил свои отпечатки пальцев? Я не знаю, зачем она пыталась дать мне наркотик. И выяснить это — ваша работа. — Он посмотрел Верховену в глаза: — Идите и выясняйте.
— Мистер Стрейкен, — вне всякого сомнения, в голосе Купманса послышалось предостережение, — не грубите. Я не люблю, когда грубят.
— Банбери не грубый. Он просто трус. Именно поэтому он дал наркотик молодой девушке. Чтобы она не сопротивлялась. Не так ли, Банбери?
Стрейкен еле справлялся с гневом. Больше всего ему хотелось броситься через стол и заставить Верховена замолчать. Он твердо знал, что когда-нибудь схватится с ним. Может, не здесь и не сейчас, но достаточно скоро, чтобы выяснить отношения испытанным старым способом.
Если Стрейкен что-нибудь скажет, то это сможет ему повредить. Поэтому он промолчал.
— Так с чем мы имеем дело? Насилие. Вы пригласили ее на ужин. Ввели ей наркотик, но доза оказалась слишком большой и она умерла прежде, чем вы успели позабавиться. Я ненавижу таких людей, как вы, Банбери. От них следует защищать дочерей и жен. — Верховен нагнулся к столу. Их лица были на расстоянии дюйма.
Стрейкен не верил в то, что у Верховена были жена или дочь. Дыхание инспектора было горячим и отдавало табаком. Обвинение в изнасиловании накрыло его грязной волной. Пальцы под столом сжались в кулак. Он вытянул два пальца, растопырив их подобно вилам. Глаза Верховена были совсем рядом.
— Спасибо, инспектор, достаточно. — Купманс спас Верховена от нападения. Стрейкен расслабил руку. — Мистер Стрейкен, мы вернемся к этому разговору завтра. У нас теперь есть над чем подумать. А сейчас нам всем стоит немного отдохнуть.
— Подождите, — произнес Стрейкен. Ему следовало быть довольным, что допрос подошел к концу, но он все еще чувствовал давление. — Вы допросили персонал в ресторане? Вы проверили тех, кто заказывал столик рядом с нами? Может, кто-то видел, как она что-то капает в мой бокал? — Стрейкен цеплялся за все возможности. — Этот ресторан имеет систему наблюдения?
— Мы обо всем позаботимся. А вам следует успокоиться. У вас и без того достаточно неприятностей, не делайте инспектора Верховена своим врагом.
Стрейкен кивнул. Все было против него, и он понимал, почему. Все свидетельства указывали на изнасилование. У них была мертвая девушка, и они искали, на кого это повесить. До сих пор Стрейкен бодрился, но теперь, когда встреча подходила к концу, он вновь почувствовал усталость. Купманс был прав. Сейчас нужно отдохнуть. Стрейкен наблюдал за тем, как огромная фигура Купманса заполняет экран. Его белая рубашка закрыла собой комнату по мере того, как он приближался к монитору. Экран в комнате № 13 потух, когда Грут нажал на кнопку.
— Вы знаете главного инспектора Купманса? — спросил Верховен.
— Лично нет. Но я слышал о нем.
Верховен хмыкнул, ответом Стрейкена он не был удовлетворен. В пристальном взгляде голландца сквозила подозрительность и даже ревность, как будто сам загар Стрейкена подчеркивал какую-то связь с главным инспектором острова.
— Подумайте обо всем, что вы рассказали. Теперь спать. Может, вы захотите пересмотреть ваши ответы. Мы вернемся к этому завтра. Время 2.48, инспектор Верховен заканчивает допрос. — Он нажал кнопку, лента перестала крутиться. Запись закончилась.
— 2.48 ночи? Я прав, думая, что вы не выдвинули мне какого-либо обвинения?
Верховен улыбнулся и кивнул.
— Правильно.
— И вы можете удерживать меня только в течение шести часов. — Мелькнул слабый лучик надежды, и Стрейкен ухватился за него обеими руками.
— Правильно.
— Так я могу уйти отсюда в любую минуту?
— Неправильно.
— Почему?
— А разве я вам не сказал? — Во взгляде Верховена явно читалось, что разговор с глазу на глаз еще впереди. — Время от полудня до 9.00 следующего утра не учитывается.
9
Стрейкена провели вниз по коридору, мимо стальных дверей к камерам. В одну из них вводили пьяного. Судя по его мешковатой одежде и спутанным волосам, это был бродяга. Даже на расстоянии пятнадцати метров Стрейкен чувствовал запах мочи.
До камеры Стрейкена проводил Рейсдал, тот самый полицейский, который забрал его вещи. Дверь закрылась с лязгом. У дальней стены стояла кровать с тонким бежевым матрацем. Стрейкен тяжело опустился на лежак. По крайней мере, они не надели на него наручники. И не отослали назад на Кюрасао. До окончания срока сдачи фотоматериалов оставалось совсем немного времени, и ему вовсе не хотелось провести его в компании заключенных в тюрьме «Бон футуро».
