Стрейкен с сожалением покачал головой. Гамильтон два года потратил на поиски Мишель Ньюкрис, а она в это время дважды заходила в его дом.
— Молли сразу же полюбила запонку, едва увидела ее. Знаете, как маленькие девочки обращаются с драгоценностями. Она даже держала ее под подушкой.
— Как она нашла меня?
— У нее начались неприятности. Она работала в банке и прилично зарабатывала, но потом ее сократили. Молли всегда была транжирой и не экономила деньги, так что оказалась в долгах по уши прежде, чем успела это осознать. Она хотела занять у меня, но мне было нечего дать. Тогда я вспомнила про открытку. Больше я ничего не могла ей предложить. Вот и вся история.
— Как она нашла меня? — повторил Стрейкен свой вопрос. Женщина так и не дала прямого ответа, может, она не знала.
— Вот по тем журналам. — Она указала на кофейный столик. — Я сказала ей, где живет ваш крестный отец, и она решила взглянуть на его дом. Я просила ее не делать этого. Прошло больше двадцати лет, и Гамильтон вполне мог переехать. Кроме того, я боялась, что ее поймают. Я сама обыскала квартиру и ничего не нашла, так что сказала ей, что она просто теряет время. Не знаю, какие у нее были долги, но она была в отчаянии. На следующий день Молли вернулась с этими журналами. Гамильтон никуда не переехал. Моя девочка не нашла запонку, но она нашла того, у кого эта запонка находилась. И это были вы.
Стрейкен кивнул. Раньше он давал Гамильтону бесчисленные фотографии, но его крестный отец всегда предпочитал журналы. Гамильтон был его поклонником номер один и собирал все его опубликованные работы. Он хранил их в большой стопке в своем кабинете.
— Молли была так возбуждена. Она сказала, что две запонки — это ключ к спрятанному сокровищу, и теперь она знала, что вторая запонка у вас. Она показала на запонку на вашей шее и сказала, что собирается заполучить ее, и тогда в один прекрасный день мы станем богатыми. Молли планировала ограбить вас. — Мишель подняла младенца и устроила его у себя на коленях. Он успокоился, прижался к ней и заснул.
— Ограбить? Она пыталась убить меня.
— Нет. — Мишель с вызовом посмотрела на Стрейкена. — Она просто хотела дать вам наркотик. Это была моя идея. Она не хотела вас убивать. Наркотик отключил бы вас на некоторое время, а она забрала бы запонку. Но вы поменяли стаканы, и доза оказалась слишком большой для человека ее веса. И это ее убило.
— Вы рассказали все это инспектору? — Стрейкен должен был хоть что-то сказать. Он должен был продолжать разговор. Если бы он не сделал этого, то сорвался бы. Купманс сказал ему, что доза в пипетке убила бы и бегемота, но, возможно, Молли просто ошиблась. Теперь никто не узнает, хотела она его убить или только отключить на время. На этот вопрос могла ответить только она. Но Молли умерла. В любом случае, Стрейкен был косвенно виновен в ее гибели. Ребенок будет расти без матери. А Стрейкен знал, как это несладко.
— Нет. Я ничего ему не сказала. Никогда в жизни ничего лишнего не говорила полицейским.
Это была проблема. Хорошо бы уговорить мать Молли повторить всю историю Верховену. Только так можно снять с себя обвинения.
— Где вы встречались с ним? Здесь?
— Да. Я хотела побывать здесь до отлета на Кюрасао. Они хотят, чтобы я опознала тело. — Было слышно, как ее слезы капают на пол, подобно тяжелым каплям дождя.
— Когда это было? — Чертов допрос. В «Схипхоле» он по ту же сторону забора, что и Мишель Ньюкрис. Он предпочитал другую сторону.
— Сегодня утром. Около одиннадцати.
Уже неплохо. Вряд ли Верховен явится сюда снова этим вечером. Стрейкен мог позволить себе немного расслабиться.
Он подумал о том, видел ли Верховен журналы. Стрейкен решил взять один как доказательство. Тогда он сможет сказать, что журнал ему дала Мишель Ньюкрис. Едва ли Верховен выяснит, как Стрейкен тут очутился, и в любом случае, даже если он и узнает, это будет куда меньшим преступлением, чем то, другое. В душе Стрейкен наделся, что Верховен не обратил внимания на журналы. Он бы с удовольствием швырнул такое неоспоримое доказательство собственной невиновности прямо в морду голландцу.
Но кое-что по-прежнему оставалось непонятным.
— Странно, — сказал он, — вы ему ничего не рассказали, но отдали запонку. Как это?
Взгляд госпожи Ньюкрис метнулся к окну; Стрейкен сразу понял, что она врет. Верховен вряд ли высказал сочувствие ее горю. Может быть, Мишель Ньюкрис и была в особых отношениях с местной полицией, но он — крепкий орешек. Теперь Стрейкен видел это ясно. Верховен надавил на нее, и она сразу раскололась.
— Может, что-то и сказала, чтобы от него избавиться. Он задавал так много вопросов. Я уже говорила вам, он был как терьер. Когда я упомянула про запонку, он спросил, знаю ли я, где Молли хранила свою. Я пошла за ней. Он попросил ее посмотреть, я дала. А когда хотела взять ее назад, он только засмеялся и сказал, что это вещественное доказательство.
— Вот как, — произнес Стрейкен. Если женщина рассказала Верховену хоть половину того, что сказала ему, то теперь все встало на свои места. Верховен, скорее всего, уже вернулся в Амстердам, позвонил Купмансу и сообщил ему все, что узнал. Стрейкен может возвращаться в бухту Святого Михаила хоть сейчас. Он тоже услышал достаточно. Достаточно, но не все. У него был еще один вопрос. Теперь, когда вторая запонка у Верховена, этот вопрос был самым важным. Об этом Стрейкен хотел спросить последние полчаса.
— Миссис Ньюкрис, какие числа были на запонке Молли?
— Не знаю, — ответила она. — Не могу вспомнить. Там были буква В и три ряда цифр. Там точно было тридцать девять. Это точно, потому что тридцать девять — номер, на который я всегда ставлю в лотерее.
— Другие вспомнить не можете?
— Нет.
Может, она лгала, но Стрейкен так не думал. После того, как она открыла ему свое сердце, хотелось ей верить. Он вспомнил, как миссис Ньюкрис смотрела на него, говоря о смерти его родителей. Как будто бы их что-то объединяло. Он потерял родителей, она — дочь. Схожие трагедии стерли между ними все преграды. Нет, знай она числа, обязательно бы ему сказала.
Стрейкен допил оставшийся кофе одним глотком, взял верхний журнал из кипы и встал. Оставаться дольше не имело смысла. Он и так рисковал слишком много за этот день. Стрейкен двинулся к двери, миссис Ньюкрис за ним. Большой палец высовывался из порванного чулка. Он казался распухшим оттого, что она пинала ногой Стрейкена.
— Спасибо. Вы мне очень помогли. — Стрейкену не хотелось этого говорить, но это было правдой. Он взялся за перила и пошел вниз. Она еще не ответила на один его вопрос, и он повторил его:
— Как Молли узнала, что я был на Кюрасао?
Но Мишель Ньюкрис притворилась, что не расслышала, и захлопнула дверь у него перед носом.
18
К этому времени дождь прекратился. Сильные порывы ветра разогнали тучи и теперь вихрем закручивали листья по мостовой. Стрейкен шел, подняв плечи и глубоко засунув руки в карманы от холода. В Лондоне половина десятого вечера, в бухте Святого Михаила полдень. Там сияет солнце. Подходящее время заплыть за риф и поискать дельфинов. Однако в реальном мире наступил вечер, и Стрейкен почувствовал, что голоден.
