Стрейкен кивнул.
— Был хорошим человеком? А он все еще не хороший человек?
Сумо включил автопилот, потом положил руку на плечо Стрейкена.
— А ты не знаешь?
— Нет. Что случилось? — Стрейкен почувствовал, что краснеет. Сейчас он услышит плохие новости.
Сумо посмотрел вниз на Пили в кубрике. Он ничего не мог услышать, но Сумо все равно понизил голос.
— Руни умер. Его убила полиция. Когда его арестовали, то били так сильно, что он глубоко заснул.
— Кома, что ли?
— Да, кома. Через неделю судья приказал докторам отключить его машину жизни.
Стрейкен почувствовал, что у него сжался желудок и подкосились ноги.
— Вот черт.
Он сел, удивленный силой своей реакции. Прошло уже около десяти лет с тех пор, как он видел Руни в последний раз, но помнил его лицо так же ясно, как будто это было вчера.
— Вот черт, — повторил он.
Еще сильнее, чем угрызения совести, его потрясла внезапно вспыхнувшая симпатия к Пили. Пили обожал своего старшего брата. Он лепил себя по образу и подобию Руни во всем. Он одевался так же, курил ту же марку сигарет, пил то же пиво, ездил на той же модели мотоцикла. Когда Руни расставался с девушкой, Пили пытался добиться ее расположения, чтобы ни в чем от него не отставать. Никто не переживает легко потерю брата, но Пили, наверное, воспринял это хуже, чем другие.
— Черт.
Одновременно с сожалением и симпатией Стрейкен почувствовал укол вины. Он мог во всех деталях восстановить в памяти те события. Жаркий вечер в Куала-Лумпуре. Битком набитый бар. Стрейкен вышел из бара позвонить Гамильтону. Через секунду в здание ворвалась полиция, которая вошла по пожарной лестнице. Стрейкен вернулся, но к этому моменту избиение уже началось. Удар за ударом, удар за ударом. Тогда он повернулся и убежал.
Стрейкен украдкой посмотрел в сторону кубрика. Шлеппи давал Пили и Кей Ти урок рыбалки. Он учил их, как забрасывать леску и разворачивать так, чтобы не зацепить крючком за утлегари. На пятнадцати узлах это было тяжелее, чем казалось. Пили выглядел очень сосредоточенно. Стрейкен всем сердцем сочувствовал ему. Надо будет как-нибудь выбрать подходящий момент и выразить ему соболезнования.
Поняв, что разговор окончен. Сумо крякнул и вернулся к управлению судном.
Через несколько минут Кей Ти присоединилась к ним на капитанском мостике. Позади стула Сумо был закругленный диванчик, и она бросила на него полотенца, потому что без них сидеть было бы очень горячо.
— Зачем мы плывем туда? Нырять лучше здесь.
Стрейкен вздохнул. Сейчас он еще раз поделится тайной, которую он с таким рвением хранил. И шансы, что реакция Кей Ти будет такая же сдержанная, как у Сумо, были невелики.
— Я ищу затонувшее судно.
— Ерунда какая.
— Да, ты совершенно права, это полная ерунда.
— Затонувшее судно? Ты серьезно?
Стрейкен оглядел яхту. Он похлопал Сумо по плечу, потом махнул Пили и Шлеппи, чтобы подошли к ним. Сейчас они были одной командой, и он должен был рассказать им все. В данный момент он хотел говорить о чем угодно, совершенно о чем угодно, только чтобы отвлечься от мыслей о Руни.
Сказать им имело смысл. Что, если он найдет его? Если корабль и вправду здесь, то будет невозможно спрятать его от них. Но он расскажет им не всю правду. Им необязательно знать, что он в бегах, и еще им не надо знать, что на дне может быть что-то ценное. Он не обязан произносить слово «наследство».
Его выслушали в полнейшем молчании.
Стрейкен смотрел на их лица, пока говорил. Трое улыбались, неуверенные в том, стоит ли ему верить. Четвертое лицо ничего не выражало.
38
Как только Стрейкен закончил свой рассказ, Шлеппи и Пили вернулись к рыбалке, оставив Стрейкена, Кей Ти и Сумо на капитанском мостике. Кей Ти протянула ему флакон крема от загара и повернулась спиной, не говоря ни слова. Стрейкен с радостью согласился и минут пять намазывал ее кремом. У него самого уже был хороший загар с Кюрасао, и ему не нужен был никакой крем, но когда он закончил, то тоже повернулся спиной и попросил положить слой потолще. Руки Кей Ти массировали ему спину, и Стрейкен блаженствовал с закрытыми глазами.
— Знаешь, — сказал он, — я думаю, что был слишком строг с тобой. Извини меня, пожалуйста. Предлагаю найти компромисс.
— Я слушаю.
— У тебя есть с собой баллоны?
— Четыре.
Он предполагал, что у нее вдвое меньше. На «Морском духе» не было компрессора, так что Стрейкен купил себе восемь баллонов в «Морском безумии» накануне отъезда и выторговал себе скидку в обмен на несколько фотографий для их стенда по дайвингу.
— Мы вместе с тобой погрузимся четыре раза. Два раза сегодня, два завтра. Но если мне понадобится погрузиться на большую глубину, то ты останешься на судне.
— Почему это?
— Я не могу позволить тебе погружаться больше, чем на тридцать метров.
Если Кей Ти получила статус спасателя в профессиональной ассоциации дайверов, то она должна иметь представление, что делать в непредвиденной ситуации. Стрейкен был уверен, что она прекрасно может держаться в теплых морях на небольшой глубине, и точно так же он был уверен, что не возьмет ее на глубину более тридцати метров. Ниже тридцати дайвинг быстро превращается в другой вид спорта. Эффект может быть ошеломительным, если не предпринять соответствующих мер.
— Да ты что! Я прекрасно опускаюсь на глубину!
— Я не думаю.
— Ланс, если мы найдем это затонувшее судно, я пойду с тобой. И прекрати изображать из себя заботливую мамочку-наседку.
Стрейкен не хотел спорить и предложил Кей Ти другой компромисс:
— Может быть, но тогда тебе придется держаться верхних склонов рифа.
— О боже мой! Я покажу тебе свой сертификат, ты увидишь мою квалификацию! Да кто ты вообще такой, чтобы говорить мне, что мне можно делать, а что нельзя? А если ты такой ответственный дайвер, то почему ты ныряешь один, между прочим? Это, кстати, правило номер один.
— Правило номер один — не задерживать дыхание.
— Зануда ты.
Стрейкен улыбнулся.
— У тебя была когда-нибудь декомпрессионка?
— Нет. А у тебя?
— Один раз.
— Плохо было?
— Плохо не то слово.
— Расскажешь?
Кей Ти снова улыбалась, а значит, Стрейкен все делал правильно.
— Это было два года назад на Кюрасао, мой баллон застрял в своде пещеры.
— Да, похоже на тебя, — засмеялась она, — что ты делал в пещере-то?
