Как только мы вышли из гостиницы, за нами тут же увязалась стайка детишек, которые то и дело дергали нас за одежду и кричали: «Каду!», «Каду!»
— Что эти чертенята кричат? Что это за «каду»? — спросила меня Кассандра, отгоняя самого маленького из ребятишек, норовившего залезть рукой в ее карман.
— «Каду» — это «подарок» по-французски, — пояснил я.
— Ага… Такое впечатление, что у всех детей Томбукту сегодня день рождения.
— Подождите секунду, — сказал профессор. — Я посмотрю, нет ли у меня монеток. Если есть, то дам им несколько, и тогда они, возможно, оставят нас в покое.
— Даже не вздумайте засунуть руку себе в карман, профессор, — поспешно вмешался я. — Если они увидят, что вы собираетесь им что-то дать, вам потом не отогнать их от себя и брандспойтом.
— Да, но… они такие грязные и оборванные, что мне не жалко дать им несколько франков.
— Вы тем самым, возможно, облегчите себе совесть, однако им самим никакой пользы не принесете. Своими подачками вы добьетесь только одного: родители этих ребятишек будут ежедневно посылать их попрошайничать, вместо того чтобы заставлять своих отпрысков ходить в школу. Если вы и впрямь хотите сделать для них что-нибудь полезное, то запишитесь в какую-нибудь неправительственную организацию, которая занимается оказанием помощи бедным.
— Черт возьми, Улисс, а не слишком ли цинично ты рассуждаешь?
— Дело в том, профессор, что я видел уже достаточно много африканских городов и селений, где подачки сострадательных туристов избаловали местных ребятишек и их родителей, и они превратились из скотоводов и ремесленников в профессиональных попрошаек.
— Ладно, хватит. Может, ты и прав, я об этом не подумал.
— Не переживайте. Давайте просто не обращать на них внимания — тогда им рано или поздно надоест за нами бегать и они оставят нас в покое.
Следовавшая за нами по пятам шумная орава детей и в самом деле постепенно растаяла, и мы смогли спокойно дойти до комиссариата. Встав там на учет и наняв гида, а затем избавившись от него, мы отправились в южную часть Томбукту, наслаждаясь непривычной для нас прогулкой по засыпанным песком улицам. Время в этом городе, похоже, давным-давно остановилось, и он выглядел почти точно так же, как и несколько веков назад. Стены домов, построенных из дерева, соломы и глины, образовывали улочки, которые под немыслимыми углами извивались то влево, то вправо, делая бессмысленными все карты и путеводители. Лишь только заметный издалека главный минарет мечети Джингеребер позволял нам хоть как-то ориентироваться в этом Хаосе, и после очередного поворота улицы мы увидели перед собой мечеть во всей ее красе.
Этот молитвенный дом — с опорными конструкциями из дерева и минаретами причудливой формы, из которых на разном расстоянии друг от друга торчали концы поперечных балок, — был построен из глины. Стены мечети, казалось, впитывали в себя лучи заходящего солнца, отчего их песочный цвет приобретал оранжевый оттенок.
— Какая красивая мечеть, — восхищенно сказала Кассандра, подняв руки и заложив их за голову.
— А можно в нее войти? — поинтересовался профессор, зачарованно глядя на мечеть. — Мне хотелось бы посмотреть, как она выглядит внутри.
— Думаю, никто не станет нам препятствовать, — ответил я. — Но сейчас, к сожалению, слишком поздно. Давайте уж лучше придем сюда завтра — если, конечно, у нас будет время.
— А знаете, ведь эта мечеть была построена по приказу чернокожего царя, который изображен на Каталанском атласе, — сказал профессор.
— Это тот, который нарисован рядом с изображением Томбукту и держит в руке маленькое солнце? — спросила Кассандра.
— Именно так. Ее строительство закончилось, если я не ошибаюсь, в 1325 году. С этой мечетью, кстати, связан один очень интересный факт… — начал рассказывать профессор, снова пытаясь быть в центре внимания. — Дело в том, что ее архитектором был выходец из Испании, а точнее, из Андалусии, и звали его Эс-Сахели.
— Еще один выходец из Испании? — недоверчиво спросил я. — Не кажется ли вам, что слишком уж много выходцев из Испании оставили здесь свой след, чтобы это было простой случайностью. Если мне не изменяет память, тут так или иначе «отметились» и семья Кати, которая стала самой влиятельной во всем государстве, и Джудар-паша, завоевавший Томбукту и вынудивший семью Кати из него уехать… А теперь еще выяснилось, что эту мечеть построил выходец из Андалусии Эс-Сахели.
— Не забудь и про нашего таинственного картографа, — напомнила Кассандра.
— Да, конечно, — кивнул я, подмигивая ей. — В общем, я думаю, что слишком уж много действующих лиц, чтобы мы рассматривали этот факт как случайность. — Я поднял глаза и посмотрел на солнце, уже почти спрятавшееся за одним из минаретов. — Хотелось бы мне знать, что заставило их всех преодолеть тысячи километров по одному из самых бесплодных регионов планеты, чтобы попасть в этот затерявшийся в пустыне городишко.
Поскольку никакого искусственного ночного освещения в Томбукту не было, мы решили вернуться в гостиницу еще до наступления темноты. Уже шагая прочь от мечети, мы услышали за своей спиной протяжный голос муэдзина, возвещающего о том, что для мусульман пришло время очередной молитвы.
Когда мы шли по городским улицам, постепенно погружающимся в темноту, нам навстречу попадались лишь отдельные прохожие, укутанные с головы до ног в синие, голубые или черные одежды. У некоторых из этих людей было закрыто даже лицо — кроме глаз, сердито взирающих на нас, как на незваных гостей (каковыми мы, в общем-то, и были). Наши голоса отдавались эхом в тихих улочках Томбукту, лишний раз напоминая нам о том, что мы, пребывая в той же самой стране, шагаем уже не по расположенному на берегу реки Нигер шумному африканскому городу, а по захолустному городишку, который находится посреди пустыни, окутанной недружелюбной тишиной и населенной туарегами.
— От одного только вида этих людей у меня мурашки по коже бегут, — прошептала Кассандра, крепко держась за мою руку.
— Насколько мне известно, их всегда побаивались даже живущие с ними по соседству народы, потому что туареги и поныне пользуются репутацией грабителей, работорговцев и безжалостных вояк.
— Большое спасибо, Улисс. Твои слова меня успокоили…
— Ты, Улисс, ври, да не завирайся, — ворчливо произнес профессор. — Не изображай их такими жуткими злодеями. Если хочешь, чтобы Кассандра чувствовала себя с тобой в безопасности, скажи ей что-нибудь ободряющее. Не надо ее стращать. И меня, кстати, тоже…
— А вы что, боитесь, проф?
— Тебя послушаешь — и в самом деле испугаешься.
— Да ладно, не переживайте. Честно говоря, я сталкивался с туарегами всего лишь один раз, когда проезжал по Африке несколько лет назад, но у меня сложилось впечатление, что в общем-то это довольно миролюбивые люди. Времена, когда туареги занимались разбоем, уже давно прошли, и сегодня они в большинстве своем живут тем, что разводят коз и занимаются торговлей: периодически организуют торговые караваны из одного конца пустыни в другой. И хотя отдельные разбойничьи шайки туарегов все еще бродят по Сахаре, в настоящее время главной отличительной чертой этого народа является его исключительное гостеприимство, а также свойственное всем кочевникам уважение к страннику… даже если этот странник одет в шорты.
