Размышляя об этом, а также о том, что как бы ни было плохо, всегда может быть еще хуже, я повернулся и посмотрел на деревню, возле которой мы высадились. Эта «деревня» — так ее, во всяком случае, называл Даниэль — представляла собой лишь несколько глинобитных домов в тени немногочисленных акаций, стоявших как бы каждый сам по себе.
— Ну что ж, — сказал я, пытаясь отыскать в данной ситуации хоть какие-то положительные моменты, — здесь нам, по крайней мере, будет нетрудно отыскать того ремесленника…
Едва я произнес эти слова, как из-за ближайшего к берегу дома стремительно выскочила стайка ребятишек. Увидев нас, дети остановились как вкопанные: наверное, им еще не доводилось видеть светлолицых людей в грязной одежде, которые, словно вынырнувшие из глубины Нигера призраки, появились откуда ни возьмись вместе со своими дорожными сумками возле их деревни. Дети смотрели на нас несколько секунд широко открытыми от удивления глазами, а затем, дружно завопив, бросились врассыпную по своим домам, как будто только что увидели самого черта.
А может, орали они вовсе не от страха?..
Мы подошли к небольшой площадке, вокруг которой располагалось большинство из имевшихся в этой деревне домов, надеясь, что при нашем появлении откроется какая-нибудь из деревянных дверей и кто-нибудь выйдет нам навстречу. Однако деревня словно вымерла, хотя мы и были уверены, что за нами тайком следят через щелочки десятки глаз.
— Ну и что нам теперь делать? — спросил профессор.
— Сейчас мы подойдем к какому-нибудь из этих домов и постучим в дверь, — ответил я.
Однако не успел я направиться в сторону ближайшего дома, как Кассандра вдруг схватила меня за руку.
— Нет! Мы поступим следующим образом: сядем под одной из акаций и будем ждать, пока они сами не сделают первый шаг, — сказала она. — Жителей деревни, по всей видимости, испугал наш неожиданный приезд, а потому нам необходимо продемонстрировать свои миролюбивые намерения, чтобы они поняли, что им не следует нас бояться. Вы же знаете старый психологический прием: «Пусть они подойдут первыми».
И в самом деле — стоило нам усесться под одним из деревьев, как через некоторое время любопытство местных жителей пересилило их боязнь, и сначала дети, а затем и взрослые стали осторожно приближаться к нам. Их, вероятно, сильно заинтриговало появление в их деревне, затерянной среди пустыни, трех неопрятных светлокожих людей, расположившихся в тени акации. Дети начали усаживаться группками неподалеку от нас, хихикая каким-то своим шуточкам и время от времени косясь на нас, неведомых пришельцев, а мужчины и женщины как бы невзначай подходили все ближе и ближе, стараясь при этом не показывать, что они, как и их дети, едва не лопаются от любопытства. Наконец седовласый и необычайно морщинистый старик, одетый в разноцветный балахон, прошел через обступившую нас группу людей и, подойдя к нам, с достойным видом обратился с какими-то, по всей видимости, приветственными словами. Поскольку наши знания местного языка были, мягко говоря, ограниченными, мы ответили ему лишь легким поклоном и крепким рукопожатием. Старик, который как мы поняли, был старостой деревни, расплылся в беззубой улыбке и, показав на нас пальцем, с почтительным видом спросил:
— Ибех бох минг?
Мы втроем переглянулись, не имея ни малейшего понятия, о чем же он нас спрашивает.
— Ибех бох минг? — снова спросил старик, а затем, показав пальцем на самого себя, сказал: — Энбех бох Мали. Ибех бох минг?
— Мне кажется… — пробормотал профессор, — мне кажется, он спрашивает нас, откуда мы приехали. — Сделав шаг вперед и обведя нас троих жестом, профессор громко произнес: — Испания. Энбех бох Испания.
— Исбанья! — восторженно воскликнул старик, словно это слово было ему знакомо.
— Ну да, — подтвердил профессор, энергично кивая. — Исбанья. Почему бы нет.
— Эн тох гох Модибо, — четко произнес старик и снова показал пальцем на себя, явно радуясь тому, что ему хоть как-то удается объясняться с чужестранцами. — И тох гох?
— Похоже, что он назвал нам свое имя, — сказала Касси, — а затем спросил, как зовут нас.
Профессор, кивнув Кассандре в знак согласия, прижал ладонь к своей груди и представился:
— Эдуардо.
Затем он показал на Кассандру и меня и назвал наши имена:
— Кассандра. Улисс.
Модибо, нахмурив брови, попытался повторить и запомнить то, что он только что услышал:
— Дуадо… Гаандра… Юлисе…
Нам не оставалось ничего другого, как возгласами выразить свой восторг по поводу его лингвистического таланта, а затем нас всей деревней повели к огромной хижине с крышей из пальмовых листьев, но без стен, которая, по-видимому, служила для проведения общих собраний. Там, словно по мановению волшебной палочки, появились большие глиняные чаши с ананасами, бананами, блюдами из рыбы, пшеном, смешанным с арахисовым маслом, рисом, и мы, вдруг почувствовав сильный голод, стали поглощать все это под радостными взглядами окружавшей нас толпы.
Я и Кассандра уписывали еду за обе щеки, не разговаривая, и лишь профессор, усилием воли заставив себя оторваться на секунду от трапезы, сказал:
— Похоже, что с едой у нас здесь проблем не будет. Кассандра покосилась на профессора:
— Я даже представить не могла, что на свете бывают такие гостеприимные люди.
— Мне жаль, что приходится об этом говорить, — вмешался я, кивнув в сторону стоявших вокруг нас людей, — однако вы должны осознавать, что, возможно, мы втроем поедаем сейчас ужин всей этой честной компании.
— Вот черт! — воскликнула Кассандра. — Ты, пожалуй, прав. Давайте лучше вежливо им объясним, что нам не хочется есть или что мы уже насытились из своих запасов.
— Ни в коем случае! Это было бы для них унизительным оскорблением. Они подумали бы, что ты считаешь, что их еда для тебя недостаточно хороша.
— Как же нам тогда следует поступить?
Облизнув губы и посмотрев на жителей деревни, я слегка наклонил голову в знак того, что выражаю им признательность, и тихо сказал своим друзьям:
— Молча кушать и улыбаться.
Чувствуя легкие угрызения совести, а вместе с ними и приятную тяжесть в желудке, мы жестами поблагодарили жителей деревни за устроенный для нас пир и, пожимая им руки, широко улыбались. Опустошенные нами глиняные чаши исчезли так же быстро, как и появились, и нас пригласили присесть на узкие деревянные скамейки, стоявшие в самом центре хижины.
Солнце уже стало клониться к закату, тени на сухой земле начали быстро расти, а подувший откуда-то с юга легкий ветерок принес своеобразный запах реки, к которому мы за последние дни уже успели привыкнуть. Модибо принялся выстраивать жителей деревни в очередь: тех, кто постарше, — впереди, а тех, кто помоложе, — сзади. Вскоре образовалась длинная вереница, во главе которой встал сам староста. Со стороны казалось, что они почему-то решили, что нас прислал Санта Клаус, и выстроились в очередь за подарками.
