— А может, они остались, — прошептал я, забравшись на полуразрушенную земляную насыпь, куда меня погнало возникшее у меня подозрение.
Осветив тыльную стену факелом и начав очень внимательно ее осматривать, я через некоторое время, к удивлению профессора и Кассандры, обнаружил на стене что-то вроде прямолинейной щели. Достав нож для подводного плавания, я засунул лезвие в эту щель и, ведя по ней, очертил контур, напоминающий своей формой и размерами дверной проем — проем, закрытый большой каменной плитой, края которой были довольно точно подогнаны под края этого проема.
— На счет «три», — сказал я, засунув кончик ствола автомата в щель и используя этот ствол в качестве рычага, — мы все вместе толкнем. Договорились?
— Прекрати болтать и давай-ка побыстрее займемся делом, — пробурчала Кассандра, которая точно так же, как и профессор, приготовилась надавить плечом на каменную плиту.
Мы положили факелы позади себя на пол, понимая, что нам придется постараться изо всех сил, чтобы сдвинуть каменную плиту, которая весила по меньшей мере тонну.
Вообще-то, мы, конечно, не были уверены в том, что нам удастся это сделать и что в этом нашем намерении есть какой-то смысл, однако если у нас троих и имелось что-то общее, так это неутолимое любопытство, которое можно было утолить, лишь сдвинув плиту весом в тысячу килограммов, а потому мы не могли не попытаться этого сделать.
— Ну что, вы готовы? Раз, два… три!
Я изо всех сил надавил на приклад автомата, напрягая мускулы до предела и замечая при этом, что ствол от прилагаемого к нему усилия начинает гнуться. Касси и профессор сопели за моей спиной, самоотверженно давя на плиту. Когда я, видя, что плита не сдвигается ни на миллиметр, был уже готов сдаться, по ту сторону раздался сначала треск, а затем звук разламываемой древесины, и после этого своеобразная каменная дверь вдруг резко подалась и повалилась, с грохотом ударившись о каменный пол, — а вместе с ней упали и мы трое, тут же угодив в облако поднявшейся с пола пыли.
Это облако было таким густым, что через него едва мог пробиться свет наших факелов, и поэтому я, открыв глаза, смог разглядеть свою собственную ладонь лишь после того, как поднес ее почти к самому носу.
— С вами все в порядке? — осведомился я, громко кашляя и чихая.
— Мне кажется… — пробормотал профессор, — мне кажется, я не пострадал.
— А ты, Касси? — спросил я, обеспокоенный тем, что Кассандра ничего не ответила.
Я тут же услышал, как подо мной кто-то фыркнул, и почувствовал, что мне в живот ткнули локтем.
— Может, уберешь свою руку с моей задницы? — раздался голос мексиканки.
— Ой, извини. Я не знал, что ты находишься… там, подо мной.
— Ну да, конечно… — возмущенно сказала мексиканка, решительно отпихивая меня от себя.
— Вы хоть что-нибудь видите? — спросил профессор, тщетно пытаясь разогнать пыль рукой.
Я попытался, стараясь ни на кого не наступить, подняться на ноги и выяснить, почему же эта непомерно тяжелая дверь все-таки рухнула.
— Что, черт побери, произошло? — громко спросила Кассандра, которую, видимо, мучил тот же вопрос.
— Судя по треску, который послышался перед тем, как эта плита подалась, ее вес был не таким огромным, как нам казалось, и она была попросту подперта чем-то с другой стороны, — предположил я, закрывая грязным рукавом рубашки нос, чтобы можно было дышать.
— А когда мы навалились на нее, подпорки не выдержали, — добавила Касси.
— Мне кажется, я что-то вижу в глубине этого зала, — сказал профессор, сняв свои очки с толстыми стеклами и тщательно протирая глаза. — Какой-то круг.
Я напряг зрение и тоже различил светлый круг, в центре которого, похоже, имелся какой-то рисунок.
Облако пыли постепенно рассеивалось, и видно было все лучше и лучше, однако я по-прежнему не мог понять, на что это мы сейчас смотрим.
Я, Касси и профессор встали у проема, дверь из которого мы только что, можно сказать, вышибли. Когда поднявшаяся в воздух пыль частично осела на пол, при свете факелов, оставшихся по ту сторону дверного проема, я все-таки смог разглядеть то, что находилось прямо перед нами. Даже несмотря на наши тени, падавшие далеко вперед, мои глаза наконец увидели этот предмет.
Однако проблема заключалась в том, что увиденное показалось мне настолько абсурдным, что мозг попросту отказывался в это верить.
Возле находящейся напротив нас стены свисал с потолка, почти достигая при этом пола, огромный флаг — красный флаг с белым кругом, в центре которого виднелся характерный черный символ.
Это был нацистский флаг.
48
— Теперь я уже вообще ничего не понимаю… — пробормотал я, не зная, что и думать.
— Ты тут не один такой, — усмехнувшись, сказала стоявшая рядом со мной Кассандра.
Профессор тем временем, прислонившись к дверному проему, о чем-то молча размышлял, — по всей видимости, он пытался найти объяснение тому, почему этот флаг оказался в этом месте.
Зал, в который мы так неожиданно проникли, представлял собой просторное помещение площадью примерно двести квадратных метров. Его стены, насколько я мог видеть, были полностью закрыты стеллажами и аккуратно поставленными друг на друга ящиками. В одном из его углов стояли большие бидоны и баллоны, а возле нацистского флага — два стула и грубо сколоченный стол, посреди которого под толстым слоем пыли все еще валялись какие-то документы, а по краям лежали стопки книг.
Мы взяли с пола свои факелы, и мексиканка первой пошла сквозь все еще витающую в воздухе пыль вглубь помещения. Идя неторопливым шагом, она внимательно оглядывалась по сторонам, пока ее взгляд не остановился на чем-то таком, что лежало на полу за столом.
Она тут же сделала шаг назад и поднесла ладонь ко рту.
— Что случилось? — встревоженно спросил я, быстро устремившись к Кассандре. — О Господи! — невольно вырвалось у меня, когда я приблизился к ней и посмотрел туда, куда смотрела она.
Когда к нам с Кассандрой подошел и профессор, Касси уже, сев на корточки, разглядывала свою «находку», представлявшую собой не что иное, как превратившийся в мумию труп военнослужащего, облаченного в черную униформу. В выражении его лица — лица, у которого уже не было глаз, — чувствовалась жуткая тоска, а в своих иссохшихся пальцах он держал фотографию женщины.
— Он был офицером СС, — без тени сомнения заявил профессор.
Мы с Кассандрой, не говоря ни слова, вопрошающе уставились на него.
— Смотрите, у него черная униформа и значок СС на лацкане, — пояснил профессор, показывая на труп. — Поэтому можно с полной уверенностью сказать, что он был офицером СС. А точнее, полковником, если судить по знакам различия на его униформе.
