Я опустился на колени и начал лихорадочно сгребать песок с двух четко обозначенных холмиков: большого и маленького. Наверное, в этот день аллах и впрямь был милостивым и милосердным. Саида с сыном уже стояли у незримой черты, к которой мне слишком часто приходилось приближаться в последнее время. Но я успел удержать их. С помощью энергичных хлопков по щекам.
Однако Саида очнулась лишь тогда, когда я, обхватив ее губы своими, заставил женщину несколько раз глотнуть напоенного жаром воздуха. Длинные ресницы дрогнули, открывая бездонные черные глаза и, я почти прочел в них то, что каждый мужчина надеется увидеть во взгляде женщины, но… Но в этот ответственный момент нас поглотила настоящая тьма египетская. Прячущееся за стеной песка солнце, кануло за недосягаемый горизонт, не желая смотреть на буйство распоясавшейся стихии. Это не слишком усложнило наше положение. Подумаешь! Если раньше я не мог ничего различить на расстоянии вытянутой руки, то теперь не видел лишь дальше своего носа. Но вернувшийся ветер-я уже ободрил меня прохладным прикосновением и повлек в тяжкий, дальний, и все же вполне преодолимый особо настырными личностями путь. Саида цеплялась за меня, как вьюнок за несокрушимый дуб, а маленького Акмала я нес на плече, время от времени передавая матери, чтобы немного передохнуть. Оказывается, мне-ветру тоже нужен был отдых.
Обратный путь занял у нас гораздо больше времени, но я этого почти не замечал. Потому что с каждым шагом все глубже и глубже погружался в странное безразличие. Умом я понимал, что это от нечеловеческой усталости, которую отгоняли от меня надрывное дыхание Саиды и тяжесть обессилевшего мальчишки на плече. А еще мне было ясно, что рано или поздно наступит момент, когда я выжму себя досуха и без сил рухну на песок, позволяя свершиться предначертанному судьбой, с которой самоуверенно вздумал тягаться. Но пока попутчик-ветер холодит мне затылок, заросший коротким русым ежиком, пока ноги подчиняются приказу «вперед», упрямая надежда продолжает цепляться за жизнь. Даже помещенная в отделение реанимации.
Когда мой лоб с треском соприкоснулся с деревянной дверью, я уже почти ничего не осознавал. А как переступил порог, вообще не помнил. Когда же очнулся, то очень долго не мог понять, кто я, где и зачем. Так и таращился в потолок, пока занавеска у входа не откинулась и не пропустила в комнату озабоченного Хасана.
– Вставай, – хмуро приказал он. – Ехать надо…
– К-худа? – мой охрипший голос больше напоминал шипение модема, чем человеческую речь.
– На станцию. Нужно успеть к поезду.
– Вы меня отпускаете? – не поверил я своим ушам. – А как же отработка?
– Все, что нужно ты уже отработал, – также хмуро отозвался сын старосты. – Жизнь моей сестры и племянника совсем неплохая цена за лечение.
– С ними все в порядке? – спросил я, осторожно поднимаясь на ноги и натягивая одежду.
– Все о’кей, – подтвердил Хасан и вышел из комнаты.
Я последовал за ним со всей скоростью, которую был способен развить после вчерашнего променада. Вчерашнего?
– Ты проспал двое суток, – просветил меня Хасан, и, заметив мой ищущий взгляд, пояснил: – Она еще не оправилась. Из комнаты не выходит.
Потом задумался и добавил:
– Жалко, что ты женат. А то остался бы… Саида – хорошая женщина. И красивая. Это я как мужчина говорю. Не как брат, – Хасан на мгновенье остановился возле комнатушки сестры. – Вам нельзя видеться, – отец запретил. Сказал, что так лучше. Идем скорее.
Я послушно вышел из дома и, прикрывая глаза от ослепительного солнца, последовал за нубийцем. Но вопреки ожиданиям, он повел меня не к группе верблюдов, все также возлежащих у колодца, а к одному ничем не примечательному домишке. Каково же было мое удивление, когда, завернув за угол, я обнаружил в торцовой стене дома сплетенные из прутьев ворота, которые широко распахнул Хасан.
В импровизированном гараже стоял обшарпанный джип, выпущенный в Стране Восходящего Солнца четверть века назад. Двухдверный «Тойота-Ленд Крузер» с открытым кузовом был до отказа забит автоматическим оружием всех времен и народов. Американские «М-16», наши АКМы, израильские «Узи» и черт его знает что еще. Не обращая внимания на мой обалделый вид, Хасан начал деловито выгружать оружие из кузова и убил на это не меньше получаса. И то потому, что я по мере сил ему помогал. За все это время не было произнесено ни единого слова, но мне они не понадобились. Теперь понятно, зачем в деревню наведывались подозрительные личности на подозрительных верблюдах. Похоже, контрабанда оружия стала здесь традиционным народным промыслом.
– Садись, – Хасан помог мне взобраться на сидение и, услышав мои чертыхания добавил: – Держись крепче. Останавливаться не будем. Времени нет.
– Почему такая спешка? – поинтересовался я, стараясь смягчить тряску, подбрасывающую меня чуть ли не до потолка.
– Тебя ищет большой человек. Он обещал очень много заплатить тому, кто найдет тебя. Ибрагим видел, как ты стоял возле нашего дома. Он уже сообщил кому следует.
Я сразу понял, что речь идет о предводителе отряда, заехавшего в деревню, как раз когда меня угораздило выйти на первую прогулку. Не даром он на меня так пялился.
– А почему вы сами не сообщили, что я нахожусь у вас? – полюбопытствовал я, чуть не прикусив себе язык на очередной колдобине.
– Потому что у нас с семьей Салех свои счеты. Мы не станем помогать никому из них. Даже за очень большие деньги.
Это были последние слова, которые я услышал от Хасана за всю долгую дорогу.
На станцию мы въехали только вечером. И как раз вовремя. Поезд уже собирался продолжить путь, и последние пассажиры спешно проскакивали в вагоны мимо рассеянных проводников. Вот к одному такому скучающему субъекту и подвел меня Хасан. Несколько слов по-арабски, мятые купюры, перекочевавшие из одной покрытой пылью ладони в другую, чуть более чистую, вот я и размещен в последнем вагоне, какие у нас называют «жесткими». Но это слово тут определенно не подходило. Вместо привычных обтянутых дерматином сидений я как король развалился на мягком диване в отсеке, отдаленно напоминающем купе. Двери тут были не предусмотрены, так что, пока я проходил по вагону, из каждого отсека бросали на меня любопытные взгляды скучающие европейцы. Насколько я понял, меня сунули в вагон к туристам, переезжающим из Асуана в Каир, что бы не слишком выделялся.
В отличие от обычных отсеков, рассчитанных на 6 человек, где два дивана располагались друг против друга на довольно большом расстоянии, и можно было с удовольствием вытянуть ноги, мне достался усеченный вариант. Диван на три посадочных места, два из которых были уже заняты пожилой немецкой четой, находился довольно близко от стенки, так что о вытянутых ногах пришлось накрепко забыть. Тем не менее, когда поезд тронулся, я почти сразу провалился в сон и проснулся только, когда зевающий контролер потребовал у нас билеты. Заспанный немец протянул ему небольшой белый листок, с виду обычная ксерокопия с мешаниной из арабских и латинских букв. А я с кислым видом отвернулся к окну, за которым уже ничего нельзя было разглядеть, даже не представляя, что теперь делать. Сбежать? Да в нынешнем состоянии меня любой подросток скрутить может! Сослаться на проводника? Так он такие невинные глаза сделает, куда там деве Марии. Прикинуться глухим? Или… Но оказалось, что я зря напрягал извилины в поисках спасительного решения. Контролер не удостоил меня даже взглядом и со скучающей миной проследовал в другой отсек. Ага. Значит, он с проводником в доле. Да здравствует коррупция!
