– Не особо. Но так я хоть пару раз ему по морде врежу. Всё удовольствие напоследок получу.
Когда все зрители, считая пятерку верных бывшему шефу охранников, оказались на освещенной площадке, Карим обошел вокруг треножника и вдруг предложил:
– Пусть наша прекрасная дама в соответствии с традицией займет место на балконе. Прошу вас, синьора.
Крепко ухватив Ольгу за руку, он подвел ее к лесенке. Она не сопротивлялась. Только внимательно взглянула на возвышающееся над головами сидение и без единого слова взобралась на него. Ловко и грациозно, как сиамская кошка. Кошка. На крыше. А внизу два ее мужа – мартовских кота. Обидное сравнение запустило внутри какой-то маховик, который с каждым разом раскручивался все быстрее. Сердце забилось чаще, глаза стали цепкими, а движения текучими и быстрыми. Я был готов. И пусть одной руки недостаточно для победы, но для того, чтобы взбесить рассчитывающего на легкий бой Карима вполне достаточно.
Мы уже застыли в обманчивой неподвижности, которая должна была вот-вот разразиться градом смертельных ударов, когда я боковым зрением уловил движение и, скосив глаза, увидел спускавшуюся с треножника Ольгу. Одной рукой она держалась за лестницу, а другой… А другой сжимала запускающий машину ключ. Он же кинжал. И тут до меня дошло, что разглядела Ольга в скважине рядом с сидением, почему безропотно подчинилась Кариму… и что произойдет дальше.
Я видел это бесчисленные сотни раз, роясь в осколках будущего. Сейчас она замахнется, и мне не удастся ей помешать, потому, что нас разделяют несколько лишних метров. Кричать? Но она уже все решила, а помешать женщине совершить глупость не может даже господь бог. Почему глупость? Потому, что даже если маленький кинжал, уже попробовавший крови двоюродного племянника, по рукоять войдет ему в горло, это нас не спасет. Ни меня, ни Андрея, ни Риту. Ни саму Ольгу. Охранники, испугавшись мести Ашрафа, просто уберут всех свидетелей и вся недолга. Эх, жена, жена, сколько лет тебя учу, а у тебя все ветер в голове! Ветер…
Наверное, я все же нашел в зеркальных осколках, тот единственный, в котором отражалась обойденная пулями Ольга. Наверное. Я не помнил. Но точно знал: для того, чтобы это произошло нужно успеть… И я успел.
Знание будущего, за которое я дорого заплатил, подарило мне несколько драгоценных секунд и четкость действий. Миг – и сознание окутал сиреневый туман мгла. Другой, – и рожденный из ничего ветер вырвался из меня, набирая с каждой секундой убийственную мощь. Отброшенная воздушной волной Ольга покатилась по крыше, а нажавшего на курок охранника развернуло почти на девяносто градусов. Веер пуль хлестнул по зеркалам, раз и навсегда закрывая любопытному человечеству окно в будущее. К великому огорчению господина Ашрафа Салеха. Но куда больше чем, безнадежно испорченная машина, миллионера сейчас волновали две последние пули, выпущенные потерявшим ориентацию секьюрити. Обхватив руками окровавленный живот, Ашраф подломился в коленях и рухнул на бок. Кажется, терзаемый угрызениями совести я хотел к нему подойти, но вдруг обнаружил, что не в состоянии сдвинуться с места. Потому, что я теперь был не я, а центр воронки, вокруг которого, трубя гимн обретенной свободе, закручивался настоящий смерч. И, что самое печальное, наотрез отказывался мне подчиняться. Никакого единства, никакой связи не осталось в помине. Выпустив джина из бутылки, я потерял возможность им управлять. И хоть возле меня царило абсолютное безветрие, я понимал, что симпатии и антипатии бездушной стихии тут ни при чем – ведь в центре циклона всегда тишь. А вот чуть дальше…
Больше всех повезло Кариму. Когда воздушные потоки завязались морским узлом, он находился ближе всего ко мне, и подхваченный ветром всего лишь врезался в треножник, в который намертво вцепился обеими руками. Его архаровцам посчастливилось куда меньше. Разгулявшийся ветер смел их с крыши в одно мгновенье, должно быть, потому что они оказались на внешней границе воздушной воронки – самой стремительной и смертоносной. Остальных сила вращения приподняла над крышей и катала на ветреной карусели вместе с зеркалами. Темнота, царившая вокруг (первый же порыв ветра сорвал с золотых чаш разноцветное пламя) не была полной. Из офиса, оставшегося за пределами гулящей стихии, пробивался электрический свет, превращая крышу в театр дергающихся марионеток.
Так продолжалось некоторое время. Я стоял, тупо глядя на хаос разрушения, и не находил в голове ни одной мысли: их словно ветром сдуло. Впрочем, так оно наверно и было. Но в какой-то момент во мне появилось беспокойство. Я почувствовал, как натягивается внутри невидимая тетива, которая, как я знал, держит смерч на привязи. И когда она лопнет, полностью освобожденный торнадо двинется гулять по каирским улочкам, сметая с лица земли деревья, дома и человеческие жизни. В том числе, и мою.
Нет, все-таки инстинкт самосохранения – великая вещь. Я, наконец-то, начал думать. Правда, без особого успеха. Мне пришло голову еще раз попробовать наладить потерянный контакт. Я раскрылся, как набравший сок бутон, навстречу миру, в надежде уловить отголоски странного и пугающего сознания стихии. Но вместо этого буквально наткнулся на вполне человеческий голос, хотя за воем торнадо и треском разлетающейся на куски крыши ничего не возможно было расслышать. И все-таки голос был. «Начертанное сотрется вырезанным. Так спасешься и спасешь. Только выбери верный шепот». Н-да, оказывается, для полноты счастья мне не хватало шарад! «Начертанное», «вырезанным»… Бред какой-то… Нет, не бред. Незримый советчик заставил каждую частицу моего «Я» задрожать в такт падающим ледяными градинами словам. Подсказка верна, я уверен. Вот только как ей воспользоваться? Ничегошеньки ведь непонятно! Хотя нет… Слово «вырезанное» вызывало вполне определенные ассоциации. Руны. Вырезанные два года назад на моей груди. Но причем тут шепот? Стоп… Как же я мог забыть! Ведь «руна» со старонорвежского и переводится как «шепот». Значит, чтобы остановить это светопреставление, мне нужно обратиться за помощью к одной из двенадцати вырезанных на мне рун. Всего-то! Плевое дело! И тут я разозлился по-настоящему. Мало того, что не знаю, как выбирать, как просить, так еще торчу посреди смерча, играющего в куклы с самыми близкими мне людьми, как колышек для привязи. Как столб неподвижный. Как руна Исс замороженный. Стоп! Стоп… Вот он, ответ. Как можно остановить взбунтовавшийся воздух? Правильно, заморозив его до твердого состояния. И поможет мне в этом Исс – руна льда.
Прямая вертикальная черта ярко-голубого неонового цвета разорвала темноту перед моими закрытыми глазами – руна Исс. Мне нужно слиться с ней, стать таким же голубым росчерком на черном бархате вечной вселенской ночи. Это просто. Ведь мы связаны с ней кровавыми каплями, сочившимися из глубокого надреза, сделанного скальпелем Вещего Могильщика. Нужно только прошептать… Трижды мои губы назвали руну по имени, вдыхая энергию жизни в забытый ныне символ, восстанавливая утраченные связи. И единение пришло. Я был первым тонким льдом на октябрьской луже и гигантским айсбергом бороздил морские просторы Ледяной шапкой покрывал Гималаи и дарил детям радость, застыв ледяной горкой. «Сухой лед» – я не давал мороженому растаять и ледяными кометами проносился мимо Земли, распустив за собой гигантский хвост из газа, растаявшего от тепла звезды по имени Солнце. Газа…Воздуха!
