Вскоре после двух часов ночи (насколько я мог судить по своим золотым карманным часам, которые тикали в Пивайне) возвращается наш труженик, будит Рикса и тащит нас к тому месту лачуги, где луна светит ярче всего. А затем раскладывает на полу пять пачек по тысяче долларов каждая и начинает квохтать над ними, как курица.
– Теперь могу кое-что порассказать вам об этом городишке, – наконец говорит он. – Называется он Роки-Спрингс. Здесь строится масонский храм, а кандидата в мэры от демократов скорей всего обойдет другой кандидат – популист
[28]. Жена судьи Тэппера недавно болела плевритом, но теперь идет на поправку. Я имел продолжительную беседу на эту и другие подобные темы, прежде чем почерпнул малую толику сведений, которые мне были нужны. В городишке имеется банк под громким названием «Институт Трудолюбивого Дровосека и Бережливого Пахаря». Вчера вечером, когда сей институт закрылся, в его хранилище было двадцать три тысячи долларов, а утром, когда он откроется, там найдется всего восемнадцать тысяч – и все серебряной монетой. Именно поэтому я не прихватил больше. Так-то вот, почтенные Предпринимательство и Торговля. Что теперь скажете?
– Друг мой! – восклицает Альфред Э. Рикс, заламывая руки. – Неужели вы ограбили этот банк?
– Не знаю, следует ли это называть грабежом, – отвечает Бассет. – Грабеж – это что-то связанное с насилием. А моя работа заключалась лишь в одном: выяснить, на какой улице расположен банк. Роки-Спрингс такой тихий городок, что я, даже стоя на углу, слышал, как тикает секретный механизм главного сейфа: «Вправо на сорок пять; влево два раза на восемьдесят; вправо на шестьдесят; влево – на пятнадцать». Клянусь – это звучало так отчетливо. Но есть и одно «но», и я должен вас об этом предупредить. Здесь встают очень рано. Еще до зари все жители уже на ногах. Я спрашивал их, почему бы им не поспать подольше, но они говорят, что к этому времени у них готов завтрак. Поэтому нам самое время сматывать удочки. Я готов финансировать вас. Сколько вам нужно на первый случай, Предпринимательство?
– Мой юный друг, – отвечает этот суслик Альфред Э. Рикс, тотчас становясь на задние лапки, – у меня есть друзья в Денвере, которые будут рады мне помочь. Если бы у меня было сто долларов, я бы…
Бассет распечатывает пачку и швыряет Риксу пять бумажек по двадцать долларов.
– А тебе, Торговля, сколько надобно? – говорит он, обращаясь ко мне.
– Спрячь свои деньги, Труд, – говорю, – я не какой-нибудь там эксплуататор-кровопийца. Доллары, которыми я привык пользоваться, принадлежат простофилям. Им они только жгут карманы. Когда я стою на улице и продаю какому-нибудь олуху золотое кольцо с бриллиантом за три доллара, я зарабатываю на этом деле два доллара и шестьдесят центов. Но при этом твердо знаю, что он намерен подарить его своей девчушке и получить от нее столько, будто кольцо стоит не меньше ста двадцати пяти. Таким образом, чистого дохода у него сто двадцать два доллара, а у меня – два шестьдесят. Так у кого прибыль больше – у меня или у него?
– А когда ты за полдоллара продаешь нищей старухе щепотку песка, чтобы уберечь ее лампу от взрыва, в какую сумму ты исчисляешь ее доход? Песок-то, как тебе известно, стоит сорок центов за тонну.
– Ты не понимаешь, – говорю я, – вручая покупку, я заодно учу ее, как следует чистить лампу и вовремя подливать керосину. Если она последует моим советам, ее лампа не только не взорвется, но и прослужит вдвое дольше. А с моим песком она еще и чувствует себя намного спокойнее. Таким образом, обе стороны расходятся, довольные друг другом.
Тем временем Альфред Э. Рикс чуть не целует сапоги Биллу Бассету.
– Мой юный любезный друг! – восклицает он. – Никогда мне не забыть вашей щедрости. Господь вас вознаградит. Но умоляю вас, оставьте эти преступления и обратитесь на стезю добродетели!
– Ах ты, крыса несчастная, – посмеивается Билл, – беги в свою норку и держи язык за зубами. Для меня все эти догмы
[29] – все равно, что предсмертное сипение велосипедного насоса. Чего вы добились со своими высоконравственными системами отъема денег у сограждан? Даже брат наш Питерс, который то и дело смешивает чистое искусство вора с торгово-промышленным жульничеством, и тот полный банкрот. И все-таки, – обращается он снова ко мне, – лучше бы тебе взять у меня малость долларов, пока я не передумал окончательно.
А я снова повторяю, чтобы он спрятал свои деньги. Я никогда не разделял того почтения к краже со взломом, которое питают к ней некоторые. И никогда не брал с людей деньги просто так, всегда давая взамен хотя бы пустячный сувенир – чаще всего для того, чтобы научить их не попадаться на удочку снова.
Тут Альфред Э. Рикс снова кланяется Биллу Бассету и желает нам всяческих успехов. Он говорит, что раздобудет на какой-нибудь ферме лошадей и доберется до следующей станции, а оттуда поездом прямиком в Денвер.
Я прямо вздохнул, когда это жалкое пресмыкающееся наконец-то уползло. Не человек, а ходячее пятно на нашей профессии. К чему привели все его грандиозные аферы? Не сумел даже заработать на хлеб, оказался в долгу у незнакомого беспринципного громилы! В то же время я его немного жалел. Ну на что годится такой Рикс без солидного стартового капитала? Он беспомощнее, чем черепаха, опрокинутая на спину. У него не хватит ума выманить даже грошовый карандаш у пятилетней девчушки.
Как только мы с Биллом Бассетом остались вдвоем, мне вдруг пришла в голову одна комбинация, заключавшая в себе маленький торговый секрет. И я подумал: а покажу я этому взломщику сейфов, в чем заключается принципиальная разница между трудом и бизнесом.
– Не нужно мне твоих даров, Билл, – говорю я ему, – но если ты согласишься оплатить наши расходы по совместной эвакуации из окрестностей города, финансам которого ты причинил столь безнравственный ущерб, буду весьма признателен.
Билл Бассет соглашается, и мы первым же поездом устремляемся на запад. Прибываем в Аризону, в городок Лос-Перрос, и я предлагаю Биллу попытать там счастья. В этом городе жил на покое мой старый наставник Монтегю Силвер. Он давно отошел от дел, но я твердо знал, что в случае чего он одолжит мне некоторую сумму, чтобы сплести паутину, в особенности если поймет, что на примете у меня – жирная муха. Билл Бассет заявляет, что для него все города на одно лицо, потому как работает он в основном по ночам. Словом, сошли мы с поезда в Лос-Перросе; чудный городок в районе серебряных приисков.
Я держал наготове свой элегантный коммерческий план, который можно было бы сравнить с камнем на палке, которым я намеревался въехать Биллу Бассету точно в затылок. Нет-нет, я не собирался воровать у него деньги, но хотел научить его скромности и сдержанности, а за этот урок взять с него те четыре тысячи семьсот пятьдесят пять долларов, которые оставались у него, когда мы сошли с поезда. Но едва я заикнулся о вложении капитала в одно выгодное предприятие, как он облегчается в следующих выражениях:
