Что теперь с его падчерицей? Он вспомнил, как раввин на церемонии бар мицва назвал ее древнееврейским именем Шошана. Как много имен в мозаике иудаизма! И как много имен теснятся в его голове…
«Как жаль, что я не могу вспоминать те, которые мне нужны, по собственному произволу», — подумал он.
Между тем Йел вошла в маленькую гостиную, украшенную множеством картин, где на низеньком столике, на бронзовом подносе стояли чашки с чаем, лежала сдоба и нарезанный на куски арбуз.
Йел обняла высокого, крепко сбитого, бронзового от загара человека, чьи черные кудрявые волосы тронула седина. Этот человек обладал зоркими глазами и командирской осанкой. Дэвид мог бы с одинаковым успехом представить его себе и на раскопках, и на поле боя.
— Барух ха ба, Дэвид Шеферд, добро пожаловать. — Хозяин протянул гостю руку, но лицо его выглядело скорее хмурым, чем приветливым. — Садитесь, пожалуйста, вам надо немного подкрепиться. День нам предстоит долгий и утомительный.
Пока они ели, в гостиную вошел человек в костюме цвета хаки, очень похожий на Иосифа, но гораздо более молодой.
— Познакомьтесь, Дэвид, это мой двоюродный дядя Эли. — Йел поцеловала молодого человека в щеку, после чего села на свое место рядом с Дэвидом.
— Вы не едите олив, — удивился Эли.
— Я предпочитаю вылавливать их из мартини, — ответил Дэвид.
Йел и оба двоюродных брата рассмеялись.
— Мы в Израиле, — пояснил Иосиф, — намеренно с утра едим соленую еду, чтобы потом хотелось пить.
— В наших пустынных краях, — добавила Йел, — может наступить опасное обезвоживание, прежде чем сам человек это заметит.
— Поэтому ешьте побольше олив, — повелительно сказал Иосиф. — Вы нам нужны в Сафеде, а не в больнице.
«Недаром у Йел такая сильная воля. Она, видимо, пошла в отца», — подумал гость, кладя оливы на свою тарелку.
После того как он поблагодарил Эли за гостеприимство, отец Йел достал из рюкзака небольшую коробочку и подал Дэвиду:
— Откройте и наденьте то, что внутри.
Йел подошла поближе, желая взглянуть на подарок. Внутри оказался медальон на золотой цепочке. Дэвид вспомнил: во время его церемонии бар мицва он получил в свое время точно такой же, но сейчас совершенно забыл, куда он девался.
— «Чаи», — прочел он сочетание двух золотых древнееврейских букв, означавшее слово «жизнь».
— Жизнь — самая важная вещь в иудаизме, — назидательно сказал отец Йел. — Мудрые учат — спасение одной жизни равнозначно спасению мира, и наоборот. А сейчас это особенно справедливо. Если Понимающим удастся отнять жизни у оставшихся Сокровенных праведных, то воистину это будет означать конец мира. Судя по тому, что говорили о вас раввин бен Моше и моя дочь, вы можете спасти их, но это нужно сделать быстро. — С этими словами он повернулся и пошел к лестнице.
«Всего лишь небольшое давление на гостя», — подумал Дэвид, и без того все время с тревогой думавший о том же самом.
Йел вздохнула по поводу столь быстрого ухода ее отца.
— Он всегда так, здесь нет ничего личного, — сказала она. Взяв цепочку у Дэвида, она умело надела ее на его шею. И тут Дэвида посетило какое-то детское воспоминание (ему было в то время, кажется, лет восемь). Его дедушка тогда дал ему посмотреть свой такой же медальон.
Жизнь или смерть. Сейчас это реальный выбор для всех, и Дэвид постоянно чувствовал тяжесть такого выбора.
Они с Йел спустились вниз, вышли на улицу и сели в машину.
Дорога на север заняла часа три. Оливы сделали свое дело, и Дэвид по дороге выпил не одну бутылку воды. Но все же мучила его в основном не жажда, а постоянное беспокойство — телефоны Стаси, Меридит и Хатча снова не отвечали.
Он чувствовал себя довольно скверно к тому времени, когда их машина въехала в Сафед по Иерусалимской улице, окружавшей главный из трех холмов, на которых и стоял город. Дэвид с удивлением узнал от Йел, что Сафед в Израиле считается одним из священных городов, наряду с Иерусалимом, Тивериадой и Хевроном.
Глядя на живописную панораму холмов к югу от моря Галилейского, Дэвид подумал о том, каким древним является этот город. Согласно справочной литературе, «город основан в 70 г. н. э.», за год до того, как римляне построили Колизей. Дэвид также вспомнил, что это произошло за десять лет до гибели Помпеи и за век до того, как майя начали строить первые храмы. Город основали примерно за пять веков до падения Рима.
Йел сообщила ему, что иудейские мистики поселились здесь только с XVI века. Многие из них бежали от испанской инквизиции.
«Значит, — подумал Дэвид, — они основали здесь центр каббалистики, когда Шекспир писал „Макбет“, Микеланджело расписывал Сикстинскую капеллу, а Генрих VIII отрубил голову Анне Болейн». Йел также сравнила этот край с седонскими горами в Аризоне, где, по ее словам, «также ощущалось присутствие незримых мистических сил».
Дэвид несколько лет назад посетил этот край вместе с Хатчем, поэтому представлял себе, по его мнению, чего можно ожидать и в Сафеде. Аризонские горные районы славились красотой и своеобразным магическим очарованием, исходившим от них. Но этот, как его окрестил Дэвид, «белый город», показавшийся ему похожим на красивый слоеный торт, смотрелся для него по-новому.
Если седонская магия исходила как бы из недр земли, то очарование Сафеда, как показалось Дэвиду, имело горнее происхождение. Даже воздух здесь казался особенно чистым и светлым. Он выглянул в открытое окно, когда машина въехала на вершину холма. Йел показала ему сад Цитадели.
— Здесь крестоносцы построили первую крепость. Взяв город, они изгнали отсюда иудеев. Потом городом владели храмовники до 1517 года, когда весь Израиль
[4] завоевали турки.
В центре города по улицам сновали иудеи-хасиды в широкополых шляпах. Туристы в футболках, шортах и бейсболках бродили от одного музея к другому, но большая часть из них обходила стороной средневековые синагоги, предпочитая заходить в магазины и кафе.
Йел показала в сторону одного из ближайших переулков:
— Вон там, впереди, налево — Габриэлевский центр каббалистики.
Они увидели каменное здание, окруженное декоративной оградой, за которой находился цветущий тропический сад. Здание под черепичной крышей скорее напоминало итальянский ресторан, чем международный центр мистиков.
Когда Дэвид, Йел и Иосиф проходили в ворота, засигналил телефон Дэвида. Номер Стаси!
— Стаси! — радостно воскликнул Дэвид. — Как ты там?
Но то, что он услышал, едва не лишило его дара речи.
Глава 40
Элизабет Вейкфилд встала с красиво убранной кровати и с довольной улыбкой оглядела съемную квартиру в Блумсбери.
