Нас со Светланой к пленным, по большому счёту, причислить было трудно, но настоящие пленники в лагере были. Где-то на третий день нашего пребывания сюда доставили трёх изрядно потрёпанных «гринго». То, что это американцы, я выудил из обрывков подслушанных разговоров. Их поместили в том самом помещении, куда первоначально определили меня и Свету. В отличие от нас, их не выпустили. У двери постоянно стоит охрана. Более того, окно со стороны улицы занавесили куском ткани. Так что бедолаги сидят, наверное, почти в полной темени.
Вчера несколько бойцов развернули самолёт. Пилот запустил двигатель, разогнал машину и буквально свалился вместе с аппаратом за край уступа. Через некоторое время самолёт вынырнул из пропасти, и, быстро набирая высоту, исчез из виду. Камикадзе, блин!
* * *
Мои размышления прервал шум мотора. Самолёт возвращался. Я поднялся с камня и пошёл посмотреть на приземление. Лётчик был точно ас. Шасси коснулись полосы почти сразу за краем уступа. Это позволило остановить самолёт даже дальше от другого края, чем прошлый раз. То, что борт встречал лично Макар, намекало: а не прилетел ли на нём сам Гевара? Я поспешил к Светлане, чтобы поделить новостью.
* * *
Гевара оказался ещё одним русскоговорящим марксистом-ленинистом латиноамериканского разлива.
Начался разговор с привычной уже, по общению с Макаром, околореволюционной лабуды. И лишь потом была произнесена фраза, которая заставила меня насторожиться.
— Как вы думаете, товарищ Вяземский, почему для вас мы сохранили свободу передвижения, а американцев держим под стражей?
Похоже, мне в фарватер начинаю ставить мины. Думай, Вяземский, прежде чем отвечать.
— О каких американцах идёт речь? — спросил я с самым невинным видом.
— Как, — изобразил удивление Гевара, — вы разве не знаете, что в лагере содержатся под стражей граждане США?
— Впервые об этом слышу, — на голубом глазу соврал я.
Гевара с сомнением покачал головой, но потом решил сделать вид, что поверил.
— Так знайте: мы пленили троих американцев.
— И чего такого они натворили? — счёл возможным полюбопытствовать я.
— Какая разница? — воскликнул Гевара. — Главное, что они американцы и потому должны сидеть под замком.
— А я, значит, из России, и потому хожу, куда пускают? — сообразил я.
На лице Гевары отобразилось удовлетворение.
— Именно так. Несмотря на все перемены, произошедшие в вашей стране, Россия по-прежнему уважаема нами за её противостояние США. Кстати, как вы относитесь к марксизму?
Этот вопрос застал меня врасплох и я не нашёл ничего лучшего как проблеять:
— Ну, в общем и целом…
— Это хорошо, — перебил меня Гевара. — Нам нужны надёжные товарищи, которые поддерживают нас в борьбе, и готовы, взяв в руки оружие, занять место в нашем строю!
Посмотрев на моё ошарашенное лицо, товарищ Гевара от души рассмеялся.
— Впрочем, вы можете помочь нашей борьбе гораздо менее радикальным способом.
— И каким же? — вынужден был спросить я.
— Солидным денежным взносом в партийную кассу!
Всё понятно, с этого бы и начинал.
— Тех денег, которые у нас изъяли при… — я слегка замялся, подбирая подходящие слова, — … приглашая нас в гости, разве недостаточно? Там была довольно солидная сумма.
— У вас изъяли деньги? — удивился Гевара. — Я разберусь. Впрочем, не думаю, что вы носили в кармане миллионы долларов.
— Миллионы долларов? — пришёл черёд удивляться мне. — У меня отродясь не водилось таких денег.
— Не стоит омрачать нашу дружбу столь беспардонной ложью, — укоризненно покачал головой Гевара. — Пока вы здесь отдыхали, мы навели справки. То, что вы покинули территорию Рагвая, убив человека, нас мало волнует. Но при этом вы перевели в европейские банки солидный капитал. Отдайте его нам, и мы поможем вам вернуться в Россию.
Бедный, бедный Вяземский. Ты, «товарищ», по простоте душевной действительно рассчитывал услышать нечто иное? Впрочем, если бы хоть на йоту поверить в то, что Гевара сдержит слово, отдай мы ему деньги, я бы ей-ей согласился. Но верил-то я как раз в обратное, а потому решил просто тянуть время, в расчёте на какой авось.
— Ваше предложение настолько неожиданно… Мне надо подумать.
— Думайте, — неожиданно быстро согласился Гевара. — А пока я побеседую с товарищем Фернандес.
* * *
Беседа Гевары с товарищем Фернандес затянулась надолго. Как только Светлана появилась на пороге, я кинулся к ней с вопросом:
— Как всё прошло?
Но Светлана лишь молча отошла в сторону. Из-за её спины выступил Макар, который и ответил за неё:
— Встреча товарищей Гевары и Фернандес прошла в дружественной обстановке и при полном взаимопонимании сторон. К вам же, товарищ Вяземский, есть только один вопрос: вы обдумали сделанное вам предложение?
— Ещё не успел.
— В таком случае попрошу с вещами на выход!
— Как на выход? — опешил я. — Светлана, может, ты объяснишь, в чём дело?
— Просто пришло моё время бросать «кошку», и ты должен уступить мне дорогу. — Светлана буквально буравила меня предупреждающим взглядом.
Я постарался ничем не выдать, что понимаю её иносказание, но Макар всё равно насторожился.
— О какой кошке идёт речь? — спросил он требовательным тоном.
Светлана с надеждой смотрела на меня. Давай, Старх, выкручивайся! На раздумье у меня ушло не более секунды.
— Видите ли, Макар… — начал я, осторожно подбирая слова. — Меня и Светлану связывают устоявшиеся дружеские отношения. Но иногда нам хочется отдохнуть друг от друга. «Бросить кошку» это своего рода ключевая фраза, которая даёт понять, в данном случае мне, что пришла пора самоустраниться и не мешать другому жить по своему усмотрению.
По восхищённому взгляду Светланы я догадался, что моё враньё произвело на неё неизгладимое впечатление. На Макара, видимо, тоже. Он заметно успокоился и уже вполне обычным голосом произнёс:
— Тем более надо понимать, что вам больше не следует досаждать товарищу Фернандес своим присутствием. Так что — собирайтесь!
Когда я взял рюкзак и поплёлся к двери, Макар меня остановил.
— Насчёт «с вещами» я пошутил. Рюкзак оставьте здесь.
Совру, если скажу, что очень удивился, оказавшись перед дверью в помещение, где содержались пленные американцы.
— Входите, не стесняйтесь, — напутствовал меня Макар. — Тут как раз есть одно свободное местечко!
Из-за слабого освещения в помещении почти ничего не было видно. Я присел на лавку и стал ждать, пока мои глаза обвыкнут. Через некоторое время из темноты проступили очертания нар и три сидящие на них фигуры.
