Я закончил чтение и вернул газету Петру Петровичу.
— Как я понимаю, речь в статье идёт об операции «Латинское танго»?
— О ней самой, — кивнул Ерёменко.
— А откуда журналисты узнали название?
Ерёменко не сразу сообразил, что я имею в виду, но потом до него дошло.
— А, вот ты о чём. Ничего они не узнали. Просто совпадение. Да ерунда всё это!
Если это ерунда, то, что же нет? Попробую угадать.
— Уже есть последствия?
Ерёменко тяжело вздохнул и кивнул:
— Есть. С утра ездил туда, — он возвёл очи горе, — за «поздравлениями».
Судя по глубине вздоха, «поздравления» были тяжёлыми. Я даже спрашивать не осмелился, пусть сам скажет.
— Мне выговор, заму, что курировал управление Николаева, неполное служебное.
Ну, это семечки, а кого назначили «стрелочником»?
— Николаева Президент со службы уволил.
От такой новости я даже присел на стул, но Ерёменко на нарушение субординации внимания не обратил.
— Да как же так? — спрашиваю. — Николаеву два года до пенсии осталось.
— А их там это, думаешь, е-т?!
Я аж вздрогнул. Последний раз подобные слова от Ерёменко слышал, когда нас в горах огнём своей же артиллерии накрыло.
— Геннадий Викторович уже знает?
— Знает. Врач в кабинете отхаживает.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Если ты о пенсии, то это поправим. Через годик волна уляжется, вернём на службу, доработает до пенсии чьим-нибудь замом. А если ты про душу, то этого плевка с неё никто не сотрёт.
Добавить к этому было нечего, и мы замолчали. Наконец Ерёменко сказал:
— У меня к тебе вопрос, Михаил Иванович, как ты смотришь на то, чтобы погодить с пенсией?
Зачем лукавить? Догадался я уже, зачем пригласил меня в кабинет генерал Ерёменко. Ответил честно:
— Служить рад, но не за счёт товарища!
— Значит, будешь служить без радости! — отрезал Ерёменко. — Сейчас в кадры, потом принимай у Николаева управление.
* * *
Кожа кресла ещё хранила тепло чужой задницы. Неприятное ощущение, особенно если зад принадлежит приятелю. Но Николаев, когда прощались, сам сказал: «Лучше уж ты, чем кто другой». Ну, так тому и быть! Жму кнопку, адъютант у Николаева хорош, но я бы предпочёл своего, проверенного. Надо погутарить со Збруевым. Если ему всё равно — махнемся хлопцами. Ну, а пока будем иметь того, кого имеем.
— Кто у нас отвечал за операцию «Латинское танго»?
— Подполковник… извините, майор Максимов, товарищ генерал-лейтенант!
— Значит так! Материалы по операции и личное дело Максимова мне на стол немедля. Самого майора к пятнадцати ноль-ноль. Задание ясно?
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант!
— Выполняйте!
* * *
Ну-с, что у нас Максимов? В Конторе чуть больше десяти лет. А попал он к нам… Опа-на! Хлопец из «задвиженцев». С таким тестем мог бы задвинуться куда и побогаче. Теперь понятно, почему его не уволили, а ограничились понижением в звании и отрешили от должности начальника отдела. Однако других грешков, окромя тестиной руки, за ним вроде как и не водится. Зато водится несколько удачно проведённых операций. Получается, что и все награды, и подполковничьи погоны хлопец получил вполне заслуженно. Чего ж он, если, выходит, не дурак, так с танцулькой-то обмишурился? Хотя сочинил он это «Латинское танго» давненько, когда ещё в капитанишках сопливых ходил. Видно, и впрямь романтика в одном месте играла.
Майор Максимов
Ну где, скажите, справедливость? Мало того, что с должности сняли и в звании понизили, так ещё сослуживцы мне чуть ли не бойкот объявили. Обращаются только по службе. За её пределами меня для них как бы не существует. Даже дружок мой, майор Самохин, когда прижал я его к стенке, сказал: «А чего ты хотел? Из-за твоей грёбаной операции начальству такого пендаля отвесили, что генералы ещё долго сидеть не смогут. Ну и нам, кто пониже, тоже перепало, и, заметь, по тому же месту. Так что терпи. Сам знаешь: каков результат, такова и награда». Охренели они все, что ли? При чём тут результат, если не было никакого результата? То есть, он, конечно, был, но промежуточный, не окончательный. Я пытался убедить в этом генерала Николаева, но старик собздел и операцию прикрыл. За что и поплатился. А обиду на меня затаил. Когда уходил, даже руки не подал. Всем подал, а мне нет. А всё потому, что я для них как был «задвиженец» так им и остался. Ну, продвинул меня сюда тесть, не спорю. Так ведь когда это было? Я с тех пор это продвижение верой и правдой отработал. Службой не манкировал, от командировок не отказывался, дежурил по графику. Обидно, как есть обидно. Одна надежда, на нового начальника управления. Как вызовет меня, а он меня обязательно вызовет, так и выложу всё, как есть. Сологуб, говорят, мужик хоть и со странностями, но с головой, и справедливость любит. Если он меня не поймёт, тогда всё, хана, надо искать другое место. Тесть уже намекал. Только ведь это дерьмо всю жизнь за мной таскаться будет.
Генерал Сологуб
Только что закончил изучать материалы по «Латинскому танго» и возникло у меня сомнение: а не рано ли эту операцию прикрыли? Тут как раз и Максимов нарисовался. Вошёл ровно в пятнадцать, доложился, чин по чину. А что, офицер как офицер. Форма по фигуре и выправка соответствует. А что скован маленько, так у него обстоятельства.
— Присаживайтесь, товарищ майор и доложите всё, что можете доложить по операции «Латинское танго».
Майор Максимов
Доклад начальству вещь, право, скучная. Пусть казённые речи Сологуб слушает, а вам я расскажу всё то же самое, но другими словами.
Началась эта история как раз в конце второго миллениума. Я тогда только-только удачно женился. Под словом «удачно» я подразумеваю брак — для меня второй — с очень красивой девушкой, с которой мы по-прежнему души друг в друге не чаем, а не «мохнатую» лапу её отца. Хотя тогда, не скрою, эта лапа меня сильно поддержала. Вернее, не столько поддержала меня, сколько сохранила наш с Ларисой брак. Не уверен, что Ларочка была бы со мной столь же счастлива вдали от Москвы, куда бы я непременно отправился, не похлопочи за меня тесть.
Впервые в Конторе я появился в новеньких, о четырёх маленьких звёздочках погонах, с небольшим — правда, тогда я так не считал — опытом оперативной работы и непомерными амбициями. Благодаря ним, я, в конце концов, оказался в архиве, куда не в меру ретивый капитан был сослан на время: дабы сам охолонился, и другие от него отдохнули. Дело о «золоте Колчака» попалось мне в руки то ли на второй, то ли на третий день ссылки. К этому времени оно настолько обросло бумагами, что занимало три увесистых тома. Я читал их, как приключенческий роман. Чего там только не было: отвага и трусость, доблесть и предательство, была даже любовь, которая, правда, закончилась весьма трагически, а так же много-много крови — и ни крупицы золота. Дело напоминало место преступления, затоптанное толпой зевак, после которых взять след уже не представляется возможным. В чём и расписались десятки моих предшественников, раз за разом отправляя дело в архив. Но я-то считал себя гением сыска, и на свою беду нашёл в тот раз тому подтверждение. Во что это в конечном итоге вылилась, вы уже знаете. Но обо всём по порядку. Где-то в конце второго тома мне попалась справка, составленная одним их моих предшественников, в которой говорилось, что некоторые старожилы города Култук рассказывали об угоне со станции в конце января 1920 года тремя белогвардейскими офицерами паровоза и четырёх вагонов, предположительно с колчаковским золотом. С этого места показания свидетелей разнятся. Одни утверждают, что поезд ушёл в сторону станции Слюдянка, другие — в сторону станции Маритуй. В ходе оперативно-розыскных действий полученная информация подтверждена не была. По сути, это был даже не документ, поскольку основывалась справка исключительно на домыслах скучающих стариков. Но фраза о трёх белогвардейских офицерах и золоте показалась мне знакомой. Весь остаток дня я вспоминал: где я мог подобное слышать или читать? И вспомнил-таки!
