Немцы неплохо устроились с точки зрения своих корыстных замыслов. Они появились в Фэртайм-Кастле неожиданно. И чтобы предупредить возможность объяснения, поспешили первыми изложить причину своего появления здесь.
— Одно время я вынашивал ту же мысль, что и вы, милорд, — заявил фон Краш, — я тоже хотел вложить свои средства в осуществление идей молодого человека, который нас покинул. И как отец, я хотел бы видеть его супругом своей любимой дочери, первый брак которой оказался неудачным. Когда я узнал, что ваша дочь любит Франсуа, а он — ее, я отступил. Думаю, наше общество не будет вам неприятно. Позвольте нам присоединиться к вашим друзьям.
Имея дело с таким тонко выраженным сочувствием (а лжецы, когда хотят обмануть кого-нибудь, умеют выражать его очень убедительно), невозможно было отказать этой паре в участии в похоронах. От имени Эдит Питер-Поль передал им горячую благодарность, и это принесло Маргарите огромное удовольствие.
Им предоставили почетное место в кортеже, рядом с семьей.
Съехались все знакомые и друзья, поэтому людей было огромное количество. Прислуга замка и служащие имения замыкали печальное шествие.
Гроб опустили в открытую нишу. Собравшиеся медленно прошли перед Эдит, неподвижной, как статуя скорби, а затем, разбившись на маленькие группы, стали расходиться по домам.
Фон Краш уходил последним.
Он пожал руки старому лорду, его сыновьям и дочери, состроил удрученную мину человека, еле сдерживающего слезы.
Питеру-Полю он шепнул:
— С вами прощается друг, истинный друг, который надеется снова увидеться с вами при менее тяжелых обстоятельствах. Если будете в Германии, считайте мой дом вашим домом.
Маргарита подтвердила слова отца долгим, выразительным взглядом.
Немцы вернулись в Лондон.
— Теперь можно и железо ковать, моя милая капризница, — заявил фон Краш, довольно потирая руки. — Я знаю, что по делам отца Питеру-Полю частенько приходится бывать в Берлине. Теперь уже тебе предстоит поймать его в сети Гименея, как только он там появится.
Марга, слегка наклонив свою очаровательную головку, ответила:
— Да, я постараюсь поймать его в сети Гименея, потому что он вполне соответствует тому идеалу, о котором я всегда мечтала.
А в это время Эдит заявила, что хочет провести ночь в часовне, молясь об умершем, которого она так страстно любила, а сейчас горько оплакивает.
И, как всегда, лорд вынужден был согласиться, несмотря на явное неодобрение со стороны Джима. Эдит горячо обняла своего милого и доброго отца и растроганно сказала ему:
— Как я вам благодарна, папа! Только вы понимаете, что в будущем я уже никогда не смогу быть прежней Эдит, веселой и улыбающейся. Я как-то случайно услышала разговор двух садовников. Они дали мне характерное прозвище, которое я хочу за собой сохранить.
— Какое же!
— Я желаю навсегда остаться «мисс вдовой». И, чтобы прекратить дальнейшие разговоры, она быстро вошла в часовню, тяжелые двери которой захлопнулись за ней.
…Около полуночи Питер-Поль, сидевший, как и обещал, на пороге часовни, вздрогнул, заметив две тени, приближающиеся к нему из темноты.
— От Короля босяков Джуда Аллена, — проговорила одна из них еле слышно.
— Проходите! — кивнул им молодой человек.
Тени скользнули в часовню. Питер-Поль по-прежнему остался сидеть на пороге.
Ничем не нарушаемое молчание ночи царило вокруг.
Часть вторая
МИСС ВДОВА
I. Загадочное послание
Было шесть часов утра. Только что на маршрут выехал первый омнибус, направляющийся от площади Сен-Мишель до вокзала Сен-Лазар. Его грузные очертания тускло вырисовывались на мосту в голубоватом тумане, идущем от Сены.
Навстречу омнибусу со стороны Шатле двигался автомобиль. Он остановился перед воротами полицейской префектуры, обратив на себя внимание скучающего дежурного.
Полицейский быстро принял соответствующий вид, как только узнал вышедшего из машины.
В городе его знал каждый. Это был месье Лепин, префект Парижа. Лет под пятьдесят, среднего роста, с седеющими, коротко постриженными волосами и лицом, выражающим настойчивость и доброту, — он олицетворял собой типичного парижанина.
Едва Лепин поставил ногу на тротуар, как один из дворников, до сих пор собиравший в кучу разный хлам и мусор с дороги, быстро подошел к нему и с почтительной фамильярностью произнес:
— Что слышно, господин префект?
Тот нисколько не удивился и невозмутимо ответил:
— Вчера вечером, после того, как мы с вами расстались, господин Эрман, я отправил в деревню целый отрад для охраны иностранцев. Сегодня утром надеюсь получить оттуда известия.
Дворник снова принялся за прерванную работу. Лепин направился к двери, еще запертой в столь ранний час, и позвонил. Минуту спустя он уже был под сводом ворот, ведущих в первый двор.
Войдя в комнату привратника, он подошел к почтовому ящику, вделанному в стенку, где находились бумаги, письма, газеты. Префект вынул их, затем нащупал рукой дно почтового ящика и нашел там маленький ключик — от замысловатого замка, запирающего двери частного кабинета префекта. На ходу он развернул газету, с живостью человека, для которого каждая из тысячи четырехсот сорока минут дня не должна пройти напрасно.
Вдруг чиновник остановился посреди двора как вкопанный.
Сенсационный заголовок статьи, помещенной на первой странице, был напечатан огромными буквами:
«Признак времени! Один против целой нации!
Вчера мы уже сообщали об ужасной катастрофе, происшедшей в Эссене (Германия). Несмотря на усиленную охрану, фабрика военных воздухоплавательных машин дотла уничтожена за несколько минут пожаром, который очевидцами описывается, как огненный ураган.
Вначале мы предположили, что это акция группы анархистов. Но один факт непреложно указывает на то, что такое предположение абсолютно ошибочно. Вот что нам стало известно.
В Берлине вечером, во время театрального спектакля, среди публики были распространены листовки следующего содержания:
„Я показала, на что способна, в Эссене. И не остановлюсь на этом, если мне не помогут реабилитировать память мученика. Берегитесь моего знака!!!“
Этот знак представляет собой оттиск каучуковой печати, механически передающий подпись, оригинал которой был сделан гневным размашистым почерком и заканчивался резким росчерком.
Подпись состояла из двух таинственных слов: „Мисс Вдова“».
— Очень забавно, — пробормотал еще раз начальник полиции. — Этот полицейский инспектор Эрман или Герман, присланный сюда берлинской полицией, вряд ли что-либо здесь узнает. Из письма ведь ясно, что виновник эссенской катастрофы не покидал немецкой столицы.
