Называющий себя «Мисс Вдовой» принялся рассматривать переданный ему предмет. Устройство его он, по-видимому, одобрил и, положив предмет в карман, поднял глаза на своего собеседника.
Немец следил за каждым движением доктора с такой невозмутимой флегмой, что это окончательно сбило Маргариту с толку. Возобновляя разговор, немец спросил:
— Теперь не соблаговолите ли сообщить мне цель вашего посещения?
— Бесполезная трата слов. Моя воля вам известна. Я выразил ее во всех европейских газетах.
— Ну, знаете ли, я не придаю никакого значения газетной трескотне.
— В таком случае, извольте: я требую, чтобы вы отправились со мной. Вы заявите о невиновности Франсуа д’Этуаля и подтвердите, что все рассказанное мной через газеты — правда. Заверения моих друзей всегда оставят место для недоверия, слова же из враждебного мне источника раз и навсегда уничтожат всякое сомнение.
— То есть попросту, — перебил его фон Краш, не теряя хладнокровия, — вы хотите, чтобы я сам отдал себя в руки правосудия? Так что вы, собственно говоря, предлагаете мне нечто вроде каторги…
— Франсуа д’Этуаль избегнул подобного приговора только при помощи самоубийства.
— Прошу извинить меня: оказывается я заблуждался — вы предлагаете мне даже не каторгу, а самоубийство… Очень признателен вам за это милостивое разрешение моей участи.
Агент снова взял себя в руки.
— Я вежливо выслушал вас, герр Мисс Вдова, — сказал он веско. — Теперь прошу вас оказать мне подобное же внимание.
И, не дожидаясь ответа, продолжил:
— Вы чрезвычайно опасный враг, я это признаю. Но, в расчете на победу, вы на минуту упустили из виду одно обстоятельство: мои личные соображения. И я желаю восполнить этот пробел.
Лицо доктора выразило легкое беспокойство. Шпион, заметив это, сказал насмешливым тоном:
— Вижу, что в вас пробудилось разумное отношение к делу. Итак, я ставлю следующие условия для нашего соглашения…
— Условия? — перебил собеседник. — Вам ли ставить какие бы то ни было условия!
— Почему бы и нет? Да вот мы это сейчас и выясним. Условие мое сводится к следующему. Сейчас вы уйдете один, а через неделю вернетесь. И тогда, в этой самой комнате, я буду готов исполнить все ваши желания.
И на движение своего посетителя он поторопился объяснить:
— Мне нужно принять свои меры, чтобы быть в состоянии выполнить ваше желание с наименьшим ущербом для себя. Вы вправе устроить за мной слежку. Можете выставить оцепление вокруг моего дома. Я убежден, что в случае надобности канцлер по моей же просьбе даст вам для этого целый эскадрон солдат, но считаю совершенно лишним обращаться к нему за помощью — ведь вы же наверняка действуете не один.
— Пожалуй, вы правы, — ответил посетитель иронией на иронию. — Кое-кто мне помогает…
— И эти «кое-кто» так вам преданы, что не в силах находиться слишком далеко от вас…
— Совершенно верно.
— Поэтому они и сейчас где-нибудь поблизости…
— Я даже могу вам сообщить, что они ждут меня возле колонны бельведера, что на вершине Бабельсберга, с которой виден весь парк и все постройки имперской резиденции.
Хотя на лицах обоих собеседников играла улыбка, глаза их что называется метали молнии. Было ясно, что скоро эти люди нанесут друг другу решительные удары.
— Итак, вы полагаете, что я отправлюсь с вами? — с издевкой в голосе спросил Краш у незваного гостя.
— Да, по милости моего радиатора, который я направляю на вас, господин фон Краш.
— Вы бредите, милейший: тут, видите ли, есть некоторые осложнения.
— Какого рода?
— Видите ли, если я умру, со мной умрут еще четверо, считающихся уже мертвыми, но которые только были до сих пор в плену у вашего покорного слуги.
У доктора вырвался глухой стон. Бледность его усилилась.
— Кто же это?
— Владельцы замка Фэртайм.
— Эдит!.. Мисс Эдит!
— И она, и братья ее, и отец!
Доктор Листшей беспомощно взмахнул руками. Затем, закрыв ими лицо, он проговорил задыхающимся, прерывистым голосом:
— Они живы! Они живы?
Фон Краш беззвучно рассмеялся и бросил на Маргариту, совершенно ошеломленную этим театральным эффектом, насмешливый взгляд.
Медленно, монотонным голосом принялся он рассказывать во всех подробностях историю уничтожения замка и то, как он спас от гибели его обитателей.
Бледность все сильнее и сильнее проступала на лице доктора. Когда фон Краш закончил, он еле слышно проговорил:
— Вы правы, герр фон Краш, я подчиняюсь вашей воле, если вы докажете мне, что те, о ком вы говорили, действительно живы.
— Вот и прекрасно! Вы становитесь вполне рассудительны!
— Значит, остается только предоставить мне доказательства.
— Кто же собирается отказывать в них? Моя белокурая Марга вам посветит.
И он устремил на нее свой тяжелый взгляд. Затем со скрытым намеком прибавил:
— Ты знаешь дорогу, неправда ли? Я пойду вперед, а вы извольте следовать за моей дочерью Маргаритой.
Все трое прошли по коридору и добрались до узкой каменной лестницы, ведущей в подвалы. У тяжелой двери, за которой находились пленники, Марга, по приказанию отца, пошарила в одном из его карманов, вынула оттуда большой ключ и вставила его в отверстие замка. Послышался двойной щелкающий звук, и дверь повернулась на петлях.
Называющий себя «Мисс Вдовой» шагнул вперед и, очутившись на пороге, остановился как вкопанный с глухим криком, вырвавшимся из глубины души.
XXII. Казнь электричеством
Глазам доктора представилась ужасающая картина. Лорд Фэртайм, мисс Эдит, Питер-Поль и Джим сидели, привязанные к креслам, расставленным вдоль стены как раз напротив входа.
Под их ногами было расстелено что-то наподобие каучукового ковра, а вокруг них, словно змеи, обвивались железные спирали, заканчивающиеся плоскими расширениями, прикрепленные к голове и груди каждого из пленников.
Возле каждого из них стояло по дюжему молодчику, готовому в любую минуту исполнить какое угодно приказание. В них можно было узнать тех, кто принимал участие в фэртаймском преступлении.
По телу доктора пробежала дрожь, он не мог произнести ни единого слова.
Кресла, металлические спирали, пленники со стальными пластинами на лбу и у сердца — он хорошо понимал, что все это значит. Это был электрический аппарат, с помощью которого правосудие Соединенных Штатов казнило приговоренных к смерти.
Вошедший сразу привлек внимание пленников. Лорд и его сыновья смотрели на доктора с полнейшим безразличием. Чего нельзя было сказать о мисс Эдит. Чем внимательнее она всматривалась в незнакомца, тем радостнее становилось ее лицо. Ее губы беззвучно прошептали одно-единственное имя.
