Минг развел руками.
— Поразительно! Я никогда не подумал бы обо всем этом.
— Из этого я заключаю, — продолжал спокойно Перкинс, — что достаточно доказать, что Мэ-Куи похитили пираты, чтобы напасть на след убийцы. Возможно, что, покупая тело Пей-Хо, вы не столько оказали мне услугу, сколько выручили себя от бамбуковых палок.
— Уж этого я никак не могу понять.
— Скоро поймете. Но для этого вам необходимо быть послезавтра в Гонконге.
— В день казни пиратов?
— Конечно. И именно поэтому ваше присутствие в иностранной колонии покажется весьма естественным. Пожалуйте прямо ко мне отобедать. А за это время мне, может быть, удастся узнать что-нибудь интересное. Не падайте духом. А пока — спокойной ночи!
Беседуя таким образом, друзья добрались до английской фактории, где слуги Минга поджидали его с паланкином.
— Благодарю! До послезавтра, — со вздохом попрощался мандарин, расталкивая сапогом уснувших носильщиков. — Но все же я ничего не понимаю. Ничего.
И с видом фаталиста, покорившегося судьбе, он тяжело опустился на подушки паланкина.
Перкинс одним прыжком перемахнул через сады фактории и влетел в комнату, где они останавливались вместе с сэром Артуром Муррэем.
— Что нового? — спросил сэр Артур, поджидавший Перкинса.
— Все устроено, — весело ответил капитан. — Минг вел себя превосходно и минутами казался даже довольно сообразительным.
— Значит, мы получим тело Пей-Хо?
— Конечно, и совсем свеженькое, прямо с виселицы.
— Великолепно. А я только что вернулся из Гонконга. Мы сговорились с доктором Клифтоном. Он обещает сделать все, что нам потребуется. А это — очень опытный хирург… Во сколько обошелся вам Пей-Хо?
— О, чрезвычайно дешево. Сорок пиастров до петли и полсотни — после.
— Просто даром.
— Вот и отлично. Одним словом, можно сказать, что день не пропал у нас даром.
Перкинс пожелал сэру Артуру спокойной ночи и скоро заснул, не вспоминая о несчастном Минге, для которого он оставался последней и единственной надеждой.
Глава II. В гостях у И-Тэ
С отчаянием в душе вышла мадам Лиу из дворца наместника и поспешила к дочери в тюрьму.
С тех пор они не расставались. Только раз мадам Лиу съездила в Фун-Зи на допрос по поводу ограбления ее дома и исчезновения Мэ-Куи.
Не подозревая, какую ужасную роль сыграла легкомысленная девушка в гибели ее дочери, она от всей души ее жалела и, жалея, почти забыла о грабеже.
Впрочем, все эти горести таяли пред надвигающимся на Лиу-Сиу кошмаром. Несмотря на внимание принца Конга и клятвы капитана Перкинса, надежды ее таяли с каждым днем. Каждый час, каждый миг приближал ее к ужасной минуте. И горе ее росло, отчаяние заполняло душу.
Но в тюрьме она старалась бодриться, скрывая под улыбкой душившие ее рыдания. Всеми силами старалась она поддержать Лиу-Сиу. А Лиу-Сиу страдала не только физически, но и душевно.
Ее перевели в чистенькую сухую камеру, подальше от двора пыток, и приставили к ней немую тюремщицу, к которой она сильно привязалась.
Раны на ее пальцах понемногу затягивались, остались только следы от браслетов-тисков. Душевная же рана не заживала. И мадам Лиу напрасно старалась ее развлечь и утешить.
Лиу-Сиу таяла с каждой минутой. Щечки ее ввалились, глаза не просыхали от слез. Целыми днями сидела она на циновке и молчала, смотря в одну точку. И мать поняла, что тайное горе подтачивает ее жизнь.
Иногда бросалась она на шею матери и вот-вот готова была заговорить. Но руки ее разжимались, и она снова впадала в прежнюю прострацию.
Мадам Лиу не знала, что и думать, и боялась одного — как бы пережитые дочерью потрясения не отозвались на ее психике.
Однажды утром, видя, что Лиу-Сиу еще печальнее и бледнее, чем накануне, она взяла ее на колени, как брала ее маленькой девочкой, и сказала, осыпая поцелуями ее исхудавшее личико:
— Разве ты меня больше не любишь, моя детка? Почему ты все молчишь и не отвечаешь на мои вопросы? Не бойся этого проклятого приговора. Убийцу скоро найдут, и мы скоро вернемся в наш милый домик в Фун-Зи. Нам будет так хорошо и спокойно! И эти ужасные дни промелькнут для нас как страшный сон. Не плачь, моя девочка, и скажи прямо: что с тобой?
Лиу-Сиу долго молчала.
— Значит, И-Тэ умер, раз ты никогда не вспоминаешь о нем? — спросила она наконец, не поднимая глаз.
— О нет, наоборот. И-Тэ лежит в городской больнице. Он еще очень слаб, но с каждым днем поправляется.
— Правда? — спросила она, заглянув в глаза матери. И бледная счастливая улыбка засияла в глубине ее глаз.
— Честное слово! Я каждый день справляюсь о его здоровье. Сегодня утром меня порадовали хорошими известиями. Доктор долго боялся за его разум из-за этой ужасной…
— Да, да, я знаю, — перебила с дрожью Лиу-Сиу, которая не могла забыть ужасной пытки.
— Но он пришел в себя и чувствует себя довольно бодро.
Лиу-Сиу теснее прижалась к матери.
— Я хотела бы с ним повидаться, — сказала она так тихо, что мадам Лиу скорее угадала ее слова.
— Повидаться?
— Да. Ведь я причина всех его страданий. Из-за меня его арестовали и мучили. Из-за меня он умрет, как убийца… Я хочу попросить у него прощения.
Лиу-Сиу говорила с нарастающим волнением, и по странному тону ее и по блеску глаз мадам Лиу наконец поняла, что творилось в этом истерзанном сердечке. Тихо-тихо прижала она ее к себе и нежно спросила:
— Значит, ты его любишь?
— Не знаю, — ответила Лиу-Сиу. — Только мне хотелось бы, чтобы он простил меня перед смертью.
— Но вы не умрете! Ни ты, ни он. Я в этом твердо уверена. Я постараюсь сегодня же устроить вам свидание. О, я уверена, что они разрешат.
Она бережно уложила Лиу-Сиу на циновки, еще раз поцеловала и, поручив ее немой, тихо вышла. Через четверть часа она возвратилась, и Лиу-Сиу, все время не спускавшая глаз с дверей, угадала по лицу матери, что свидание разрешено.
Начальник тюрьмы охотно согласился на все. Как и Минг, он побаивался принца Конга за жестокое обращение с арестованной. И он ухватился за случай, чтобы показать себя гуманным и не озлоблять матери, имевшей доступ ко дворцу.
Правда, чтобы не рисковать перед законом, он приказал караульному офицеру сопровождать арестованную.
Обрадованная таким исходом Лиу-Сиу почувствовала, что сердце ее переполнено, и, несмотря на слабость, быстро собралась в путь.
Но это уже не была свежая и вечно смеющаяся девушка, которой сулили безоблачное счастье. За месяц она состарилась будто на десять лет. С трудом добралась она до наемного паланкина, за которым послала мать, потому что до больницы было довольно далеко.
