— Коль…
— Завтра вместе сядем вплотную. А сейчас — пошли выпьем.
— Коль… — устало повторил Туров, но Савченко настойчиво перебил его:
— Слушай, когда я тебя последний раз просил об этом? Выпей, сука, с напарником! Хорош рогом упираться. Я что, часто прошу? Мне нужна компания, Туров. Не будь ты скотиной уже. Нужно выпить, Сань.
Туров обреченно покосился на бумаги и на Савченко. В глазах опера была такая безнадега, что Туров не смог отказать. Вздохнув, он встал и стянул со спинки стула свой пиджак.
— Хрен с тобой… Пошли.
***
Так вышло, что в этот вечер выпивал почти весь личный состав убойной группы угрозыска городского УВД. Потому что Сечин, как и было решено, отправился в бар с участковым Толяном.
— Как тебе в операх-то?
— Да как… Свои минусы конечно тоже есть. Квартиру хрен когда дадут, например.
— Ха! — Толян прислонил опустевшую кружку к установленной на столе пятилитровой канистре с краником и принялся наливать себе еще. — А у меня что, думаешь, хата казенная есть? Мне от дома до участка полчаса пиликать! А как что-то серьезное — один хрен поднимают и вперед! Десять лет уже обещают.
— А мне даже не обещают, шаришь в чем разница?
Толян салютовал наполненной кружкой.
— За наших командиров.
— Ага, за отцов-основателей, блин, — Сечин хохотнул и сделал большой глоток.
— Зато в уголовке в штатском ходить, — продолжал Толян. Он явно был неравнодушен к работе в угрозыске. — И поинтереснее.
— Когда как. Так-то та же бутовуха драная, что и везде.
Пиво кончалось на удивление быстро. Сечин тоже принялся доливать в кружку. Ухмыльнулся:
— А, да что я тебе говорю? Мы полгода назад с тобой где встретились? На заказном блин убийстве крупного мафиози?
Толян поморщился, вспоминая.
— Мда. Те бомжи тогда устроили жесть конкретную. Вся комната была в мозгах… Я даже блеванул малость.
Уже изрядно захмелевший Сечин покивал, а затем, расплывшись, поднял кружку:
— За мозги!
***
По пути к Савченко тот зашел в магазин, велев Турову ждать в машине. Туров попытался сопротивляться, но Савченко и слушать ничего не хотел. Когда он вышел из магазина, Туров понял, почему: Савченко набрал столько водки, что можно было споить небольшой поселок. Остаток пути Туров ворчал, предупреждая, что не собирается устраивать пьянку на всю ночь, потому что у него семья. Савченко просто молчал, хмуро глядя в окно.
Они расположились на кухне. Савченко вскрыл закуску — он купил уже нарезанные хлеб, колбасу и даже помидоры — чтобы не тратить времени на сервировку. И сразу же наполнил рюмки. Он выглядел так, словно умрет, если немедленно не выпьет. Турова это откровенно напрягало.
— Задрало меня все, Сань, — пробормотал Савченко, когда они оприходовали около половины бутылки. — Конкретно задрало…
— Ты всегда так говоришь.
— Потому что так и есть. Эта работа драная. Этот Кузьмин драный. Вся эта драная ментура, чтоб ее… дождем намочило. Это начальство, тупоголовое, словно их в 3D-принтере одним скопом распечатали и разослали бандеролями по всем отделам и главкам. Вся эта драная жизнь… Все достало.
— И что делать? Сидеть и жаловаться?
— Пить.
Савченко принялся снова разливать водку, хотя они выпили меньше полминуты назад. Туров засопротивлялся:
— Э, чуть помедленнее, кони! Если ты вдрыбаган хочешь нажраться за пять минут, вперед, но завтра…
Савченко его не слушал. Налив лишь себе, залпом выпил. Поморщился, закрыл рот ладонью и зажмурил глаза… да так и остался.
— Коль? — Туров забеспокоился. — Тебе если нехорошо, то ты это, в ванную…
Савченко невесело хмыкнул и закурил. А Туров с изумлением для себя увидел, что у напарника мокрые глаза. Это было так непривычно и даже дико, что Туров просто не сообразил, как реагировать.
— Сегодня 23 мая, Сань.
— Что?
— 23 мая.
И только тут до Турова дошло. Он издал протяжный возглас, похожий на стон, и мысленно обматерил самого себя. Как он мог забыть! Конечно, год в полиции — это два, а то и три, года в жизни обычного человека, но все же…
— Вот черт, — сказал он. — Я забыл, Коль. Прости.
— Ты человек. А это была не твоя жена… Ты ее не знал даже.
— Год назад мы с тобой надрались… Я должен был запомнить. — Туров покачал головой. — Почему Кузе ничего не сказал?
— Я должен белугой орать? — горько хмыкнул Савченко. — «Мне хрен положить на вас и особенно на тебя, рыжее бородатое чмо с комплексом неполноценности, и на вашу работу! У меня горе, семь лет назад убили мою жену и ребенка, так что катитесь вы все в задницу и отвалите от меня, особенно ты, рыжее бородатое чмо!». Так?
— Нет, но…
— Кузьмин пошел нах. Этому хрычу нужно наверх пролезть. А связей у него нет, поэтому он нас дрючит, чтоб за счет показателей хоть как-то пробиться. Больше его ничего не колышет. Поверь мне, я в людях получше твоего разбираюсь.
Это была правда.
Савченко снова взял бутылку. Теперь Туров не сопротивлялся. Они выпили в полной тишине.
— Та падла бухая была, — сказал он. Голос звучал хрипло. — Повезло, что сам сдох. Так я бы ему вот этими пальцами его глотку… Не справился, б… дь, с управлением… Вылетел на тротуар и размазал мою жену по стенке. Ну не справился, б… дь, с управлением, с кем не бывает!
Они выпили снова. А потом еще. Савченко снова закурил. Чем сильнее он пьянел, тем больше внутренняя боль прорывалась наружу.
— Ребенок сразу, само собой… Шестой месяц. От него в утробе не осталось даже ничего. Всмятку просто. А Валя… она боролась за жизнь. Неделю боролась за жизнь, Саня. Несколько операций. Искусственная кома… — Савченко помолчал. Сглотнул подступающий к горлу комок. — Я жил там. В этой больнице. Всю неделю. Не мылся, не жрал… Только курил и вздрагивал каждый раз, когда мимо проходил врач. Я так надеялся… Сань, я не молился никогда. Никогда в своей жизни — ни до, ни тем более после. Но тогда… Я молился не переставая. Я надеялся на чудо. На хотя бы одно единственное чудо в моей драной жизни. Всего б… дь одно, мне не нужно было много! Но через шесть дней…
Савченко помолчал. Мысленно он был там, в коридоре больницы семь лет назад. Грязный, небритый, с кругами под глазами, горем в душе и отчаянной надеждой в сердце.
— Я не помню, как домой вернулся, — голос уже пьяного Савченко дрожал. — Зато помню, как зашел сюда. Знаешь, что я увидел? Кроватку. Мы только за два дня до аварии купили кроватку. Я зашел сюда, а здесь уже вонь стоит, неделю никто окна не открывал. Духота, темно. И эта кроватка… В которой никто никогда не будет спать… А на ней кофта Вали. Второпях оставила, когда на работу собиралась… — Савченко издал резкий звериный стон: — Б… ДЬ…!
