Следствие по делу об убийстве Мустафы продолжается. Кроме деда Северьяна, подозрение следователю внушает и Гриша Банный. Из показаний других свидетелей выяснилось, что Гриша, бывший в день убийства сначала у Алима, а потом в трактире, ушел оттуда как раз в часы, когда совершено было убийство. На первом допросе Гриша это скрыл, но на втором допросе он смущенно признался в том, что действительно ушел из трактира, отправившись к Аксюше-дурочке «по интимным делам». Безнадежно махнув рукой, следователь отказался от дальнейшего допроса Гриши.
Казалось, смерть Мустафы должна была хоть на время сблизить Алима с Манефой. В действительности вышло наоборот: Манефа еще больше возненавидела Алима. Инстинктивно Алим чувствовал, что эта каторга закончится тем, что Манефа изменит ему. Но, ненавидя и презирая Алима, Манефа не изменяет мужу, так как мать-староверка с детства внушила ей, что измена мужу «непростительна и страшна».
Денис тем временем из подростка незаметно превращается в юношу. Его первым, еще полудетским увлечением стала Финочка, младшая сестра Манефы. Но как-то на покосе Манефа поранила себе ногу косой, и случившийся рядом с ней Денис помог ей перевязать рану. Вид обнаженной ноги Манефы разбудил еще дремавшую чувственность в Денисе. Вскоре это новое чувство опять прорвалось, когда Денис принес в баню воду вместо занемогшего внезапно Гриши Банного. Денис застал там раздевавшуюся Манефу, рванулся к ней и поцеловал ее. Неизвестно, чем кончилась бы эта сцена, если бы в это время не раздались чьи-то шаги. Вскоре после этого Денис уезжает на заработки, а потом поступает в техникум. Лишь много позже судьба свела Дениса и Манефу. В то время Денис уже работал лоцманом на пароходе и, чтобы быть чаще в Отважном, сменил место лоцмана на большом пароходе на работу на маленьком местном пароходе. Вскоре о связи Дениса и Манефы поползли слухи по селу. Роман Манефы и Дениса со всеми его роковыми последствиями развертывается почти одновременно с другим событием, косвенно ускорившим его трагическую развязку. Один из гостей Белецких, московский поэт Густомесов, скуки ради стал ухаживать за Финочкой, сестрой Манефы, и, в конце концов, ему удалось соблазнить девушку. А за Финочкой давно уже ухаживал матрос Вася Годун. Узнав о том, что произошло, он хотел было порвать с Финочкой, но затем простил ее, и вскоре они поженились. Особенно возмутил поступок Густомесова Дениса. И вместе с тем вся эта история как-то заставила его задуматься и взглянуть как бы со стороны на свои собственные отношения с Манефой. Денис пришел к заключению, что как ни тяжело будет и Манефе и ему – есть только один выход из создавшегося тупика: уехать ему подальше из Отважного. Придя к этому заключению, он написал Манефе записку, которую и просил Гришу передать после своего отъезда.
О связи Манефы с Денисом знали многие, догадывался о ней и Алим. Когда догадка превратилась в уверенность, Алим решил покончить с собой. Последним, видевшим его перед самоубийством (Алим бросился в Волгу) – был Гриша Банный. Ему Алим и передал записку для Манефы. Но в этой записке Алим не прощался с ней, он просил только никого не винить в своей смерти и еще просил прощения у народа «за все обиды», заверяя людей, что сам он «казенной копейки никогда не брал».
Вскоре после отъезда Дениса из Отважного, из редакции журнала «Революция» пришел на его имя перевод в тысячу рублей за поэму «Матрос Хомяков», которую Денис послал в этот журнал.
Два удара, почти одновременно обрушившиеся на Манефу – внезапный отъезд Дениса и самоубийство Алима – сломили молодую женщину. В тяжелом состоянии ее отвезли в больницу. Созванный консилиум врачей констатировал сильное нервное потрясение. Позднее выяснилось и еще одно обстоятельство: Манефа была беременна. Долго пробыла Манефа в больнице, а когда вышла из нее – мало что осталось в ней от прежней страстной и своенравной женщины. Стала тихой, вся как-то углубилась в себя. Часто разговаривала только с Гришей Банным, пытаясь узнать как можно больше подробностей о последнем разговоре Гриши с Алимом. После долгой внутренней борьбы Манефа на что-то решилась. Перед тем, как привести в исполнение задуманное, она пришла к деду Северьяну и рассказала ему то, что тяжким камнем лежало у нее на сердце: Мустафу убила она. Пораженный Северьян посоветовал ей пойти в город и принести повинную, так как грех ее велик и никому не дано право убивать человека. Из долгой беседы с Северьяном выясняется, что Мустафу Манефа убила нечаянно: она хотела убить Алима, который накануне замахнулся на нее косарём. Мустафа лежал, укрывшись с головой одеялом, и она не могла разглядеть его. Совет Северьяна покаяться Манефе не очень по душе: в Бога она не верит, не верит она поэтому и в то, что это покаяние принесет ей облегчение. Под конец этого разговора Манефа рассказывает, что, собственно говоря, не имеет она права распоряжаться собственной жизнью потому, что она беременна от Дениса. Эта новость потрясает Северьяна. После некоторого глубокого раздумья лицо Северьяна вдруг просветлело, «точно светом, идущим изнутри его». «Так светлеет на рассвете в комнате, когда еще не видно солнца, когда трудно понять, откуда идет свет, но свет этот уже ощутим…» Старик вдруг подошел к старинной иконе, оправил фитилек в лампаде, снял ее и заставил Манефу повторять за собой слова молитвы. Старик решил взять вину за убийство Мустафы на себя… Никому, даже позднее любимому внуку, не выдал Северьян тайны Манефы. А на следующее утро сам отправился в сельсовет; туда как раз в это время приехал следователь, много раз допрашивавший Северьяна. На этот раз Северьян принес повинную. Следователю нетрудно было на основе этого признания состряпать громкое дело «с политической подоплекой», обрисовать Северьяна «идейным и непримиримым врагом советской власти, совершившим террористический акт над коммунистом Мустафой Ахтыровым». Северьян приговорен к 10 годам лишения свободы, с отбыванием срока наказания в отдаленном трудовом лагере…
В Издательстве имени Чехова были опубликованы два сборника Максимова: «Тайга»
[1] (1952 г.) и «Голубое молчание» (1953 г.).
Издательство имени Чехова
Друзьям: Роберту Фомичу Слоссеру, Петру Афанасьевичу Пирогову, Петру Эрнестовичу Вегеру и брату Николаю – посвящаю
Часть I
I
Третий день подряд крутила метель. По тайге буйно гулял ветер, шумно раскачивал столетние лиственницы и ели, сыпал сухим, колючим снегом. Днем над вьюжной пустыней низко нависало свинцово-серое небо, еще ниже – быстро и беспорядочно неслись клочья бурых туч, цепляясь за деревья и оставляя на ветвях безобразные дымные хлопья. Ночью – и небо, и земля – свивались во что-то бесформенное, беспокойное, смолисто-черное. И смолисто-черным казался снег. К полудню третьего дня метель слегка стихла, но к ночи снова замела, снова бешеным зверем заметалась по тайге, роняя наземь черную пену-снег. Изредка, словно маяк в бурную ночь, вдруг вспыхивал странно-блестящий диск луны, заливал на мгновение тайгу призрачным зеленым светом и так же вдруг исчезал, как и появлялся. Нет хуже погоды для путника, и нет лучше – для беглеца.
